учил содействовать дальнейшему расчленению элементов света путем трех печатей: «signaculum oris» или запретом нечистых слов и нечистой пищи, особенно богохульства и употребления мяса и вина; «sign. Manus» (manuum), или запрещением общей работы, как закрепощения мира до конца, если соблюсти это, то видимый мир попадет в продолжающийся 1468 лет пожар, и оба царства навсегда останутся разъединенными.

Служащие освобождению света печати даются только избранным, «electi», или сочленам высшего класса, которые вследствие этого называются также «catharistae» (Aug. H. 46). Более многочисленный класс оглашаемых или слушающих (auditors) не был, впрочем, обязан к их выполнению. Однако и они должны были соблюдать посты. Еженедельно каждую субботу полагался строгий пост. Главной существенной частью культа была молитва. Высший класс допускался к крещению и причащению. Между праздниками был только один Бима, воспоминание о казни Манеса. В качестве иерархических степеней, кроме главы, преемника Манеса, были «magistri» (12), «episcope» (72) и «presbyteri». К ним присоединили и диаконов, которые, в качестве помощников епископа, занимали только подчиненное положение (Aug. H. 46). Как параллель 5 членам светосоздателя, вся секта распадалась на 5 классов, которые соответствовали вышеназванным своим 3 иерархическим степеням и классам избранных и слушающих. Ветхий Завет — в полном объеме, а Новый, как неоднократно фальсифицированный, были отвергнуты. Напротив, придерживались гностических апокрифов и еще более сочинений самого Манеса. По Сократу (I, 22), четыре сочинения его носили титулы: книга тайны, книга главного, евангелие, сокровищница (жизни).

§ 32. Монархиане

Древнейшие памятники говорят о Спасителе с известной неопределенностью. Простодушно верили в Него, как в Бога или Сына Бога. При этом, однако, оставлялась в стороне или недостаточно раскрывалась Его высшая природа и Его отношение к Отцу. Уже на исходе II в. богословская мысль остановилась на этих вопросах. Главным образом здесь шла речь о том, как можно совместить Божество Сына с единством Божиим. Древнейшие отцы пытались разрешить проблему, опираясь на теософию иудея Филона. Различая в согласии с последним невысказанное слово — мысль и высказанное слово — логос по своему существу, они хотя и признавали вечным, но его ипостасирование обусловливали миротворением. Они предполагали, например, что логос, будучи первоначально разумом Отца, в целях миросоздания Отцом из себя был выделен или засвидетельствован, рожден и таким образом сделался самостоятельным лицом. По этому воззрению, Сын был подчинен Отцу, и Его рождение являлось скорее свободным и совершенным во времени актом воли Божией, а не вечным актом жизни. С другой стороны, однако, крепко держались как единства Бога, так и Божества Сына, почему религиозное сознание не терпело ущерба, хотя теория подчас и представлялась неудовлетворительной. Напротив, в это время особенно горячо боролись с учениями, повреждавшими веру. Трудясь над разработкой этого вопроса, одни христиане, делая ударение на единстве Бога, объявили Спасителя за простого, хотя и сверхъестественно родившегося от Приснодевы и Святого Духа человека, другие, напротив, видели в Нем Самого Отца, хотя этим и приносили в жертву или Божество Сына, или личное различие между Отцом и Сыном. По своему боевому слову — «Monarchiam tenemu», представители как того, так и другого направления назывались монархиане и распадались в зависимости от своего разрешения проблемы на два класса: динамических или евионитских монархиан и модалистических монархиан или патрипассиан.

1. В качестве первых представителей евионитского воззрения раньше считались обыкновенно алогеры, так называемые со слов Епифания (Н. 51), христиане Малой Азии (ок. 170 г.). Воззрения их неясны. Твердо стоит только, что алегеры, как противники монтанизма, отвергали Иоанновы сочинения и, пожалуй, находились в связи с евионитами и феодотианами; отсюда речь об отрицании Иоаннова логоса есть только следствие, которое, по Епифанию, должно было явиться результатом такого уклонения. Так продолжалось недолго. Вскоре в этом направлении выступило учение кожевника Феодота из Византии. Со своим учением он явился в Рим, но папой Виктором (189–198 гг.) был осужден. Его ученики Асклепиодот и Феодот Младший или Меняла не помирились с этим и попытались основать собственную церковную общину, для чего в качестве епископа поставили исповедника Наталия. Попытка, однако, не удалась и Наталий спустя короткое время вернулся обратно в церковь. Через несколько десятков лет учение, вероятно, в Риме было воскрешено Артемием. После половины III в. представителем его выступил Павел Самосатский в Антиохии, который, с одной стороны, провозглашал Иисуса простым человеком, но с другой стороны (не персонально) усвоял ему Логос. Антиохийский собор отлучил его от церкви и преемником его избрал Домна. В качестве должностного лица царицы Зиновии Пальмирской он держался, однако, до завоевания Антиохии императором Аврелием (272 г.). Семя, которое он посеял, погибло не вполне. Нет сомнения, что позднее пресвитер и мученик Лукиан в Антиохии (312 г.) не без его влияния стал учить вполне субординационно о Логосе.

По сообщению Афанасия (de Syn. 45) и Василия (ер. 52) Антиохийский собор отбросил положение: Сын и Логос единосущен Богу во избежание аргументации Павла: Христос не по существу человек, так как, будь Он единосущен Отцу, явились бы три усии, и усии Отца и Сына находились бы в противоположности к Богу, почему Отец не являлся бы более первоисточником Божества. Иное объяснение дают Иларий (de Syn. 81–86) и Епифаний (Н. 65, 1). По мнению первого, соборы отбросили это слово, так как Павел объявил (eiusdem vel unius substantiae) Бога и неперсонального Логоса, напротив, по Епифанию, именно потому, что Павел отрицал у Логоса собственную субстанцию, усия. Фрагменты соборных актов, вернее, происходивших между Павлом и его пресвитером Мальхионом прений (см. Routh, Reliquiae S., t. III, et. Eus. V, 27–30).

2. Первым известным представителем модалистического монархианства был Ноет из Смирны. Праксей перенес учение еще при Викторе в Рим. Будучи лишен церковного общения, он переселился в Карфаген, где с ним письменно и устно боролся Тертуллиан. Некоторое время спустя ученик Ноета Епигон старался распространить ересь в столице, что ему и удалось: здесь образовалась небольшая патрипассианская община, руководителями которой вскоре выступили Климент и Савелий. Новшество это повергло Римскую церковь в сильное возбуждение. Главным противником ереси был Ипполит. Зефирин старался, елико возможно, противодействовать. Примеру его подражал Каллист, советник и преемник Зефирина, хотя и не вполне последовательно, так как в то время, когда спор еще не прекратился, отлучил от церкви как Ипполита, так и Савелия. Возможно, впрочем, что Ипполит, не поладив с Каллистом из-за разногласий дисциплинарного свойства, сам отделился от церковного единства. Во всяком случае он, провозгласив себя епископом, выступил против Каллиста во главе своих приверженцев. Схизма продолжалась, впрочем, недолго. Без сомнения, сам Ипполит своевременно воссоединился с церковью (§ 39).

Кроме вышеназванных мест патрипассианство получило особое распространение в Аравии и Ливии.