После его слов я вышла из кустов одетая и потрясенная его историей, и он, целуя каждый сантиметр, начиная от лямочек на плечах и кончая ободком трусиков, начал меня раздевать медленно и нежно. Я так и не сказала ему, что до сих пор девушка, – никто в это не верил, и он бы подумал, что проверяю. Но был потрясён и растроган, наткнувшись членом на плеву.

Мне не было особенно больно. Но Саша акт тут же прекратил. Поцеловал меня и сделал мне предложение. Я его приняла. Он приехал и попросил руку и сердце у моей мамы. Та была довольно – русский – да ещё насколько!

Мы встречались, и всё у нас было прекрасно. Традиционный конфетно-букетный период с походами в кино, подарками и прогулками.

Я убеждалась в том, что в нём есть какая-то приятная простота и явная готовность к браку. Он так страстно хотел дочку от меня.

При маме мы сексом не занимались. Ездили к Саше в гостиницу. Он был незатейлив, не был особо искушённым в любви. Но меня радовало замужество, дети.

Александр по почте отправил жене уведомление о том, что подал в суд на развод в своём маленьком городке. Но в нужную дату супруга не приехала в ЗАГС. И Александр отправился к ней, в дом её матери. Когда она открыла дверь, то оказалась… на последнем месяце беременности. Той самой, которая не давалась ей раньше.

Потрясённый Саша не стал сообщать мне эту новость по телефону – примчался лично. Мы всё рассказали и моей маме. Все мы сидели бледные и растерянные за столом, накрытым к чаю.

– Ты должен остаться с ней, несмотря на её предательство. Ты должен быть рядом с таким долгожданным ребёнком.

– Но я могу потребовать, чтобы жена отдала мне новорожденного. Мы с тобой его воспитаем. Или её.

Тут моя мама зыркнула на него так, что он даже стул отодвинул подальше инстинктивно.

– Никто не может у матери малыша отнять, даже зверь.

Саша понурился.

– Ладно, пусть ребёнок останется с ней. А мы с тобой уедем в Подмосковье. Меня туда зовёт своим замом секретарь райкома партии.

Мама снова смотрела на нас тяжёлым взглядом.

– Иди к жене, прости её и не пугай такими планами. Забудь мою дочь. Сама судьба вас развела.

Она встала и ушла, суровая и справедливая.

Я злилась на неё. Но она оказалась права. Когда родилась девочка, Саша просто обезумел. Он сам её нянчил, он заваливал колыбельку подарками. Он, не спрашивая жену, назвал дочку своим именем. И я сказала ему по телефону, что встретила другого (хоть никого у меня не было), а он должен остаться с ребёнком. После этого Александр с семьёй уехал в Подмосковье.

А я взяла путёвку и поехала в Грузию. Думала, что на море. Но оказалось, что Бакуриани – это лыжный курорт в горах, как две капли воды похожих на те, что видно из окна моего дома. Я была разочарована.

Но там меня ждала такая яростная страсть, какой я больше не испытала никогда.

Я тосковала вечером в баре, попивая лимонад в своём белом комбинезоне с тугим красным поясом, страдая от того, что воспринимала горы как антипод моря, на близость которого я надеялась, покупая путёвку. Будто вместо принца встретила горбуна. Когда я обернулась к залу, то увидела такой полный и окончательный набор красавцев, которые в буквальном смысле слова строем стояли за моей спиной. Были сборы горнолыжников Грузии.

Блондины и брюнеты с синими и карими глазами, они говорили что-то резкое громко. По-грузински, разумеется. Даже те, у кого мамы – Морозовы и Ивановы – по-русски, казалось, не умели говорить.

Впрочем, иллюзия сохранялась ровно до той минуты, как парни не встретили меня и Лиану – я тогда не знала, что она Лиана, но выглядела она на всё своё имя – продолговатое, извивающееся, тёмное. Но весь строй великолепных спортсменов как-то вдруг смялся, сломался, выпустив на свет из своих рядов Божество.

Чёрные кудри, квадратный подбородок, фигура, в которой нет чересчур выпуклых мышц и нет провалов. Его словно отлили из оливково-розоватой кожи. А когда он, тоже оторопев, уставился на меня, а потом как-то виновато улыбнулся, а потом расцвёл дальше всем рядом безупречных зубов, я перестала дышать.

И как только этот несусветный красавец в алой майке с номером 44 – поскольку подарил её ему игрок из сборной по американскому футболу, подошёл ко мне и слегка обнял, я вдруг почувствовала, как вся наливаюсь властной силой. Власть над таким сильным, гибким, во всех отношениях опасным парнем опьяняла, как, должно быть, кровь опьяняет вампира.

Мы ничего не пили, но состояние было перевозбуждённое. Мы с ним весь вечер танцевали рок-н-рол так вдохновенно, что все остальные уволились в зрители. И угадывали каждое движение друг друга. Но я отказалась переспать с ним в первый день – так ему и сказала. И он – Рамаз – покорно сидел возле моих коленей и целовал все места, до которых доставал, изнемогая от желания, даже стонал от боли в промежности. Но я не сдавалась. До полуночи. Так что всё случилось сразу после двенадцати ночи – ведь настал уже следующий день знакомства.

Моё желание к тому моменту довело меня до боли в боку, она ощущалась как аппендицит, так что я не могла даже привстать с кресла, чтобы Рамаз меня раздел. В итоге он просто пересадил меня со стула к себе на колени, стянул с меня джинсы, даже не расстегнув замок, и, прижав моё дрожащее тело к своему свитеру, взял меня сидя. Подбрасывал он меня за груди, потом пересадил лицом к себе и натирал мои соски о грубую шерсть. Тут я и поняла, что такое оргазм. Потому что по коже моей пошли волны – внутри и снаружи. А он, задыхаясь, назвал меня – с моим-то небольшим опытом – королевой в постели. Я в этом смысле была вовсе неискушенной ещё. Но от любви приходит вдохновение. Но он прав, я чувствовала себя под его руками и губами самой красивой, всё во мне льнуло к нему и обхватывало. Хотя чего уж я могла такого сделать в постели, чего не делали другие? Что его любило много женщин, сомневаться не приходилось.

Уже на следующий день я испытала такую ревность – и тоже в первый раз, что поняла, что просто умру, если он мне изменит. Причём сам Рамаз был ни при чём. В него влюбилась подруга его друга Георгия – красавица с великолепной фигурой. Она уезжала домой в Москву и прямо при мне и при своём друге пригласила Рамаза потанцевать. И на глазах у нас в буквальном смысле со стоном впилась ему в губы. Рамаз оттолкнул её, виновато глянул на Гию и на меня, словно хотел оправдаться.

Но девушка сказала:

– У нас ничего не было. Потому что он не захотел. – Развернулась и ушла – вся такая прямая и агрессивная.

Но я тоже убежала в другую дверь, спряталась и не впускала Рамаза. Не потому, что считала его виноватым, а из-за того безумно сильного укола ревности, который буквально отравил меня физически. У меня болело что-то внутри, жгло, как горчичник, лилось раскалённой смолой по горлу. Я не знала, что ревновать – это так больно. Словно и впрямь в сердце ввели иглу и впрыснули яд. И эта ревность стала противоядием к любви, а не её продолжением. Я твёрдо решила не выходить замуж за человека, который может буквально убить меня тем, что ответит на чью-то страсть. Так что всё остальное время я словно бы прощалась с Рамазом. Потому что терзания от того, что он исчезнет из поля зрения или появится в нём в окружении влюблённых женщин, показались мне выше моих сил.