– Она что, стриптизерша? – сморщилсяпожилой санитар.

– Она была восхитительнойстриптизершей, – с вызовом ответила я. – Мне далеко до нее.

Мужчины опустили глаза и понесли носилки квыходу. Я посмотрела им вслед и отвернулась к окну. На улице моросил дождь.Мужчины поставили носилки в машину, и труповозка отъехала. Дождь стучал постеклу и был похож на маленькие слезинки, беспрерывно льющиеся из моих глаз.

– Вы в состоянии ответить на нескольковопросов?

Вздрогнув, я увидела человека в форме.

– Да, конечно.

Мы прошли на кухню. Я налила себе полную рюмкутекилы и закурила сигарету.

– Необходимо сообщить родственникам...

– Каролина иногородняя. Я напишу вам ееадрес, а вы уж, пожалуйста, сообщите сами. У меня язык не повернется рассказатьее матери о том, что здесь произошло.

Я задумалась.

– Сегодня будут опрошены все сотрудникивашего бара. Скажите, вы кого-нибудь подозреваете?

Я затянулась сигаретой и пристально посмотрелана следователя.

– Нет.

– У нее был постоянный мужчина?

– У девушек из стриптиз-баров редкобывают постоянные мужчины. Такая у нас профессия, что мужчины нас любятиспользовать без какого-либо намека на постоянство.

– Вас это устраивает?

– Мы к этому приспосабливаемся, ведь унас нет другого выбора.

– Но совсем не обязательно танцевать вбаре. Можно поступить в институт, начать учиться, – поправил очкиследователь.

– Зачем?

– Как это зачем?

– Зачем учиться? Чтобы жить на нищенскуюстипендию, которую и то не всем платят?! А затем получить диплом и повесить егов туалет, простите, потому что нигде нет свободных рабочих мест. Кому сейчаснужны молодые специалисты? Никому. Если где-то открывается вакансия, в первуюочередь смотрят на стаж. Легче диплом в метро купить, вписать туда нужныекаракули и заказать печать, только он мне и даром не нужен. Я хочу зарабатыватьденьги не через пять лет, а сегодня, сейчас. Я не вижу ничего постыдного всвоей профессии. Это единственное, что я умею. Я не проститутка, зарабатывающаяна жизнь своим телом. Впрочем, я тоже зарабатываю телом, только разница состоитв том, что мужчины не могут меня купить. Я не сплю с ними. Я разденусь на сценетак, что у вас будет ломиться ширинка, но вы и пальцем не дотронетесь до меня.Хотя на коктейль за сорок долларов можете пригласить, если, конечно, на негохватит вашей зарплаты.

– Прекратите! – ударил кулаком постолу следователь.

– Прекращаю, – прошептала я,проглотив слезы.

– Может, вы как-то сумеете помочьследствию? Ведь убили вашу подругу...

– Мы никогда не были подругами, –сказала я. – Просто вместе работали и вместе снимали квартиру, чтобы легчебыло платить.

– Может, вы что-нибудь вспомните? Может,у вас есть какие-то подозрения? Не молчите. Одну вашу соседку закололи заточкой,на другую вылили серной кислоты, не исключено, что следующей жертвой будете вы.

– Я в этом не сомневаюсь.

– Почему? Обоснуйте свой ответ. Я жевижу, вас что-то гнетет. Вы думаете, ее убил кто-то из поклонников?

– Не думаю. Не знаю.

– Это не убийство с целью ограбления. Вквартире никто ничего не искал. По всей вероятности, преступник был хорошознаком с вашей подругой, так как на двери нет следов взлома. Девушка самаоткрыла дверь и впустила его внутрь. Кстати, а где были вы в момент убийства?

– Ездила в больницу к другой девушке, накоторую вылили серную кислоту. Вместе со мной были двое парней, они тожеработают стриптизерами в нашем баре. Затем звонила по междугороднему своимродственникам. Потом звонила мужчине, который бросил меня вчера вечером, посиделав кафе и поехала домой. Когда я уезжала рано утром, Каролина ложилась спать.

– Почему вы тоже не легли спать? Вывместе вернулись с работы?

– Нет, я приехала намного раньше. Я оченьплохо себя чувствовала. У меня критические дни.

– Давайте поговорим о мужчинах, скоторыми встречалась ваша подруга. Кто был последним из ее партнеров?

– Их было много. Я не помню. Ничего немогу сказать.

– Я хочу услышать ваше мнение. Как высами думаете, кто мог ее убить?

– Мое мнение ничего вам не даст.Послушайте, я сейчас очень плохо себя чувствую и не могу отвечать на вашивопросы. Пришлите повестку, и я приду в отделение.

Не выдержав, я громко зарыдала. Мне сталожалко себя, Каролину, Тамарку и даже Макса. Захотелось рассказать про вчерашнюювстречу с «боксером», про то, что Каролина так неосмотрительно дала ему мойадрес и телефон, но я прекрасно понимала, что тем самым подпишу себе смертныйприговор. Мною овладел страх, липкий, всепоглощающий страх. Надо молчать, иначепридется выложить про поезд, про эту злосчастную сумку, про рану под правойгрудью, про моего отца, заколотого пикой... Следователь заинтересуется мной,узнает, откуда я родом. Мать Макса, наверное, уже объявила в розыск о пропажесына. Все ниточки сплетутся воедино. Потом найдут труп Макса, и меня объявятпреступницей. Нет уж, лучше оставаться в тени. Не стоит привлекать к себевнимание. Менты любят совать нос не в свои дела и искать слабые места. Начнуткопать одно, а выкопают совсем другое.

Я вытирала слезы тыльной стороной ладони,смотрела на тлеющую сигарету и тихо говорила: «Это бывает... Это сейчаспройдет... Это нервы...»

Следователь воспринял мои слезы как решениевсе рассказать. Он дождался, пока я немного успокоюсь, и настойчиво произнес:

– Говорите.

– Что? – потушила я сигарету.

– Рассказывайте о том, что вас гнетет.

– Все нормально. Меня ничего не гнетет.Просто стало жалко Каролину.

Следователь вытянулся. Такого ответа он явноне ожидал.

– Вы не хотите нам помочь?

– Я не могу.

– Нет, вы не хотите. Знайте одно, чтоследующей жертвой, возможно, будете вы. Ваше глупое молчание выйдет вам боком.Рано или поздно наступит момент, когда вы захотите мне все рассказать, но будетуже слишком поздно. Всего доброго. Я пришлю вам повестку.