[ЛГ 05.07.30]; «Создана ударная бригада писателей по борьбе с угольным прорывом» [ЛГ 09.09.30] и т. д.

Соавторы не одиноки в своем насмешливом отношении к писательским набегам на заводы и деревню. В. Лебедев-Кумач высмеивает халтурность этой «связи с производством» в стихотворении «Братьям-писателям» [Кр 28.1930]. Юморист «Огонька» повествует о бюрократических перипетиях вокруг лопнувшего рельса на дальней железнодорожной станции. Среди прочего,

«предстояла поездка [к месту аварии] двух комиссий, четырнадцати экспертов, одиннадцати специалистов. На место происшествия уже выезжала бригада авторов, в составе четырех лирических поэтов, одного египтолога и одной детской старушки. Формируя бригаду, председатель одной из литорганизаций, похлопывая египтолога по плечу, заметил: «Поезжайте, молодые люди. Вам полезно посмотреть… Напишите роман из жизни рельсов, внесите вклад…»» [Клим Унывалов, Оригинальное предложение, Ог 30.09.30].

Опубликованный в том же журнале [10.08.30] рассказ В. Ардова «Перпетуум мобиле» стоит привести почти полностью.

«Литератор Многопальцев, член литературного содружества «Куй железо, пока горячо», сидел у себя за письменным столом и мрачно проглядывал «Литературную газету». Мрачность эта обуславливалась тем, что среди писательских имен, усыпавших все четыре страницы газеты, Многопальцев не находил своей фамилии.

«Писатели на строительстве, — читал Многопальцев: — писатели Ечкин, Тимофейкин, Сашкина-Машкина и Васютин укатили на строительство. Писатели в колхозах, — сообщалось далее: — писатели Гурболиков, Рыдаев, Прасковьюшкин, Иван Дуга и Иван Соха поехали себе в колхозы. Писатели на местах. Писатели Живержеев, Подсосов, Кокосов, Скиселев, Иван Штопор и Иван Бутылка сидят уже на местах. Писатели на места. А писатели Пуузов, Штопаных, Рысаков, Вырвич, Посовер, Потрохов, Иван Борона и Иван Борода еще только собираются на места. Писатели на отдыхе. Писатели С. Парной, Д. Симпатичный, Дохман, Рыбчик, Переколбасов, Иван Зга и Иван Бяка уже пристроились на отдых. Писатели на лечобе. Писатели К. Аккуратный, Б. Уютная, Ц. Укромная, Крутихин, Глубокопытов и Птиц лечатся от разных недугов. Вчера же заболел писатель Кицис, но он просил не говорить, чем именно».

Далее сообщалось, кто и что начал писать (отдельно), кто что окончил писать (отдельно) и кто находится как раз в середине творческого процесса (тоже отдельно).

И среди этого табуна имен и псевдонимов ни единая строка не упоминала Многопальцева.

[Многопальцев принимает решение поехать в колхоз. Через десять дней:]

…Писатель Многопальцев, мотая головой и подкидывая ногами, ехал со станции на колхозовской лошади.

Из бокового кармана Многопальцева торчал последний номер все той же «Литературной газеты», сложенный так, что без труда можно было прочесть: «Писатели в колхозы. Писатели Ящериков, Грудастов, Севрюгин, Малярийный и Многопальцев поехали-таки в колхозы».

А через два часа Многопальцев сидел на крыльце одной из колхозовских изб и, угощаясь жирным деревенским молоком, вел беседу с председателем коллектива. Мычали коровы, блеяли овцы, гоготали гуси, а равно и утки…

— Ну, а пашете вы трактором? — спрашивал Многопальцев, вежливо дав отблеять серому барану.

— А то как же! Трактором пашем! — и председатель колхоза подливал столичному гостю молоко под аккомпанимент двух пятнистых коров.

— Так, так. Ну, а бороните, скажем, тоже трактором?

— Трактором, трактором.

— Та-ак. А жнете?

— Трактором.

— Так, так, так. Ну, а стенгазета?

— Стенгазету делаем не трактором.

— Нет, я говорю: стенгазета у вас есть?

— Это есть.

— Та-а-а-ак… А изба-читальня…

— Изба-читальня не трактором.

— Я знаю. А сено косите трак…

— … тором. Им.

— А скотину пасете…

— Это уж не им…

На этом месте разговор замер и не возобновлялся до самых сумерек. В сумерки председатель колхоза любезно обратился к писателю:

— Спать мы вас положим на сеновал. Летом хорошо спать на сене…

— Летом замечательно спать на сене! — подхватил Многопальцев. — Кстати, вы не знаете, когда отходит следующий поезд на Москву?

— В 12.45…

— А на него можно успеть?

— Если сейчас выехать, то пожалуй…

— Сделайте отдолжение, товарищ, дайте мне лошадку. Мне, знаете, просто не терпится привезти в Москву свои богатейшие впечатления. Значит, я не спутал: пашете вы трактором, а стенгазету делаете не трактором.

— Да, то — трактором, а то — не трактором.

— Пасете не трактором, а бороните трактором.

— Трактором, трактором.

— Жнете трак… Ну, все помню! Велите запрягать!..

Когда писатель Многопальцев подъехал к освещенному станционному зданию, слышно было пыхтение только что приехавшего из Москвы поезда, и какой-то гражданин с чемоданом в руках говорил крестьянам, расположившимся у станции:

— А что, товарищи, из колхоза здесь никого нету?

Вглядевшись, Многопальцев узнал в гражданине своего собрата по перу — писателя Харпилюка. Писатель Харпилюк принадлежал к литературной группировке, носившей причудливое название «ЛВзЩ24/7». В этом имени, собственно, больше подходившем для паровоза, чем для объединения художников слова, буква Л обозначала слово «Литературный», Вз расшифровывались как «взвод» в смысле боевой ударной единицы, а Щ24/7 указывали на адрес исполнительных собраний группы: «Щипок, дом № 24, квартира № 7». В этом военизированном объединении писатель Харпилюк числился как «поэт бляха № 13» 3.

Поэт бляха № 13 с удовольствием признал коллегу и с неменьшим удовольствием занял его место на колхозовской телеге. Когда возница уже тронул, поэт бляха № 13 закричал Многопальцеву:

— Большая к вам просьба: приедете в Москву, вышлите мне номер «Литературной газеты», который выйдет 15-го. Так я и не дождался этого номера…

Многопальцев обещал выслать.

В то время как Многопальцев сидел в вагоне поезда, везшего его в Москву, а Харпилюк, бляха № 13, ехал со станции на колхозовской лошади, — в это самое время писатель Пустянский, сочлен литературной ассоциации Кап-кап, у себя дома проглядывал номер «Литературной газеты». Тщетно искал он свою кличку среди фамилий и прозвищ, испестривших четыре полосы газеты…» (Рассказ заканчивается решением Пустянского поехать в колхоз.)

25//7

Здесь русский дух! Здесь Русью пахнет!.. Здесь сидит еще на своих сундуках кулак Кащей, считавший себя бессмертным и теперь с ужасом убедившийся, что ему приходит конец. — Неточная цитата из вступления к «Руслану и Людмиле» Пушкина: Там царь Кащей над златом чахнет; / Там русский дух… там Русью пахнет! Эта хрестоматийная фантазия на темы народных сказок часто цитировалась и переиначивалась, например: «Про дом Глафиры Петровны местные патриоты говорили: «Здесь русский дух, здесь Русью пахнет!» После собраний здесь пахло водкою и махоркою» [Сологуб, Творимая легенда, 177]. «Здесь Цекубу, здесь леший бродит, русалка на пайке сидит» [Н. Асеев, Московские улицы, КН 09.1926] и др. Кащей Бессмертный — «в восточнославянской мифологии злой чародей, смерть которого спрятана в нескольких вложенных друг в друга животных и предметах» [Мифы народов