уровни здания, что были выше, Ландыш поняла, что это не вернувшийся Владимир, а кто-то другой. Она невольно сжалась, раздумывая, не стоит ли ей первой бежать отсюда, как увидела узкий силуэт женщины. Женщина тоже испугалась и тоже замерла. Нет, она не была похожа на нищую или на опустившуюся бродяжку. Одета женщина была совсем неплохо. В синем платьице и в светло-сером тюрбане на голове. Ботиночки у неё были беленькие и чистенькие, что говорило о её аккуратности. Ландыш подняла руку и приветливо помахала женщине, стараясь дать ей понимание, что тут нет опасности. Женщина вышла из зоны затемнения, и глазам потрясённой Ландыш предстала… Инара!

Инара не выразила потрясения, если оно и было, столь странной встречей среди руин. Она точно так же, как и во время прошлой встречи, искоса взглянула на Ландыш и произнесла, – А я гуляю! Тут не жарко, не шумно, а главное, увлекательно и любопытно.

– А ещё тут опасно, – добавила Ландыш.

– Откуда же опасность? – спросила Инара.

– От возможности обрушения, а также от нежелательных посетителей, чьи цели всегда скрыты не только от света, но и от всех прочих.

– Как твои, например?

– Мне нечего скрывать. Я же ничего тут не ищу. Я просто отдыхаю. Устала. Жарко. Вот и решила охладиться в тени бесхозного здания, – ответила Ландыш, придавая голосу оптимизм, а лицу бодрость, позаимствованные у человека-оптимиста, устремлённого в несуществующую даль на стене.

– С чего ты решила, что здание бесхозное? Тут все здания под охраной особых структур.

– А! Так ты совершаешь обход по служебной необходимости?

– Нет у меня никакой необходимости, да ещё служебной. Я только любитель всяческих артефактов. А их тут много. Прежде было. Теперь почти ничего не осталось. Но если знать, что ищешь, можно сделать немало открытий.

– Как-то ты неподходяще одета для путешествий по таким вот местам, – сказала Ландыш. Инара вгляделась в одеяние Ландыш и замерла. На этот раз она не сумела скрыть своего сильного впечатления. Платье Ландыш, окутывая изумрудными, полупрозрачными текстильными волнами её ноги в удивительных туфельках, наконец-то, было замечено Инарой.

– Что это на тебе? – спросила она. – Откуда ты добыла такую красоту? Где? И куда ты собралась идти дальше? Не в Храм ли Надмирного Света? Это же платье невесты! Кто твой жених?

– Жених? – растерялась Ландыш. – Вечный жених Сирт… – пробормотала она.

– Сирт? Когда же он успел стать твоим женихом? – ещё больше поразилась Инара. И те самые металлические острия блеснули в её тёмно-синих и глубоких глазах.

– Да я же смеюсь. Какой Сирт? Зачем он мне?

– Кто же тогда твой жених? – не отставала Инара. Причём, она обращалась к ней как человек, имеющий власть допрашивать всякого, кого и считает нужным допрашивать. – Где он? Почему оставил тебя одну в месте, которое ты считаешь опасным?

– Сколько вопросов сразу, – улыбнулась Ландыш, отчасти паникуя при мысли, что явится Владимир, а Инара его увидит. Она поднялась с поваленной колонны или балки, взяла куртку Владимира, отряхнула её и направилась на выход, к тому самому пролому в стене, куда они и вошли недавно вместе с Владимиром. Инара засеменила за нею.

– Я могу довезти тебя туда, куда ты и собралась. Я на своей машине, – не отставала Инара.

– Не надо. Мой друг сейчас придёт. – Ландыш остановилась. Инара буравила её твёрдым и подозрительным взглядом, мало сочетающимся с её чудесно-белым и тонким личиком.

– Ты бы шла, – предложила ей Ландыш. – А то я ревнивая. Вдруг твоя красота впечатлит и моего друга? А я им дорожу.

– Считаешь меня красивой? – Алые губки Инары тронула улыбка удовольствия от комплимента. Глаза стали мягче, и стало очевидно, как она молода, а поэтому не может быть ни настолько уж умной, ни настолько уж и властной. Она всего лишь разыгрывала роль некой, образно говоря, «владычицы морской», или примеряла её на себя. – Но тебе не стоит опасаться меня. Я никогда бы не стала претендовать на чужих женихов. Я и своих-то женихов устала шугать.

– Имеешь в виду Сирта?

– Ты что-то заметила в тот раз? Или он что-то тебе сказал?

– Ничего он мне не сказал. Но я заметила, что ты ему нравишься. Сильно нравишься, – Ландыш вовсю старалась, найдя её чувствительную струнку.

– И что ты о нём думаешь? Как он тебе? – не удержалась Инара.

– Отличный парень. Добрый, умный, глубокий. А то, что любит играться, это от молодости, развитого воображения и сильного темперамента, так я думаю.

– В целом ты неплохо его угадала, но… – глаза Инары заискрились возбуждением, которое всегда поймёт женщина. Сирт точно не был ей безразличен, как она изображала в прошлый раз. – Но он нисколько не добрый. Он аморфный, он может быть и очень недобрым, если ситуативно… Он таскается по таким негодным местам планеты, что научился убивать тех, кто реально уже опасен для всякого, кто движется. Он сам же любит болтать о своих жутких приключениях, о своей прыти там, где любой зазевавшийся обречён на погибель.

– Так он исследователь или авантюрист? – спросила Ландыш.

– Ни то, ни другое. Он ненормальный бродяга. И эта его игра в брошенного жениха меня злит. Я вовсе ему не отказывала, да и не могла. Ведь предложения от него и не было.

– Как же тогда твой почтенный отец считает его верным своим помощником в не самых простых делах, суть которых мне неизвестна, но приблизительно понятна…

– Да что тебе понятно? Сам по себе Сирт – ничтожество! Он что-то значит только рядом с Руднэем… – в её звучном высоком голосе возникли какие-то шипящие нисходящие звуки, – Что может предложить такой женщине, как я, тот, кто обречён быть только вспомогательной функцией для других, властных уже не по дурацкой только игре? А Сирт только и может, что разыгрывать простодушных и несведущих людей своей напускной значимостью.

Тут Ландыш разглядела то, чего не увидела в полутёмных руинах. На шее Инары болталась на кручёном шнурке, в чьё плетение были искусно вставлены золотые крупинки, крупная и сияющая фиолетовая друза. – Любишь камни? – спросила Ландыш.

– Нет, – ответила Инара. – Как можно любить камни? Они же не ответят тебе взаимностью. – Проследив направление взгляда Ландыш, она схватилась тонкой и бело-фарфоровой рукою за своё украшение. – Памятная вещь. Только и всего. Порой я и не помню, где он у меня валяется. Вдруг найду случайно, тогда и нацеплю на себя. Вроде бы, женщина, а женщине положено себя украшать всякой никчемностью. Твоё зрение захвачено столь пустой вещичкой?

– Если не любишь украшения, зачем оно тебе?

– Друг подарил. Боялся, что я его забуду. Говорил, что его всегда и