Здесь он остановился – это и была его конечная цель. Начался отлив, и серый песчаный пляж бухточки обрамлял темный полукруг выброшенных на берег водорослей. Солнце взошло, и на дернистую вершину утеса легли первые длинные тени. И Гас вспомнил тот день последнего лета перед войной, когда впервые увидел сестру Эдварда и она привела его сюда, в бухточку. Они сели, укрывшись от ветра за валуном, и у него было такое чувство, будто он знал ее всю свою жизнь. А когда они собрались уходить и она встала и повернулась к морю, он узнал в ней девушку на утесе с картины Лоры Найт.

Он нашел взглядом то самое место, на котором они сидели тогда. И сощурился, не веря своим глазам, когда в ослепительном блеске утреннего солнца увидел ее. Она сидела спиной к нему, прислонившись к валуну и одной рукой обняв за шею лежащего рядом пса. В первое мгновение он подумал, что опять сошел с ума, что его выздоровление – одна видимость и у него начались галлюцинации. Но Тигр, инстинктивно почувствовав его присутствие, навострил уши, принюхался, потом тяжело поднялся и, карабкаясь по заросшему травой, усеянному камнями склону, направился к чужаку. «Ты кто? Не подходи!» – предостерегающе залаял он. А потом его старые глаза увидели Гаса, и он перестал лаять, завилял хвостом и с довольным урчанием потрусил к нему со всей быстротой, на какую только был способен.

Он подбежал, и Гас наклонился, чтобы погладить его по голове. Он увидел его седую морду и тяжкое бремя собачьих лет.

– Привет, Тигр; привет, старина.

А потом он выпрямился и увидел, что она стоит лицом к нему. Руки в карманах, шерстяной шарф с головы сполз на затылок, и ее темные вьющиеся волосы, освещенные сзади солнцем, сияют вокруг головы, словно ореол.

Лавди.

Ничего, ничего не изменилось. К горлу у него подступил комок – он опять ее встретил, снова нашел. Все было так, будто она знала, что он придет, и ждала его.

Он услышал, как она зовет его: «Гас!..» Ветер подхватил ее голос и унес его в зимние поля. «Господи, Гас!..» Она побежала к нему, и он бросился ей навстречу.

В субботу Джереми разоспался – вероятно, потому, что заснул только рано утром. После ужина он выпил три чашки кофе, а потом полковник угостил его превосходным коньяком. Не в силах унять работающий вхолостую мозг, Джереми лежал в постели с открытыми глазами, прислушиваясь к шуму ветра и дребезжанию оконного стекла, то и дело включая свет, чтобы посмотреть на часы. В конце концов он оставил свет зажженным и почитал часик-другой.

И в результате проспал завтрак. Ненамного… и тем не менее в Нанчерроу было принято за правило выходить к завтраку в половине девятого, а он спустился в столовую без четверти девять, когда Диана, полковник и Мэри Милливей уже доедали тосты с джемом и пили по второй чашке чая и кофе.

– Прошу прощения, – проговорил Джереми. – Проспал.

– Ничего страшного, голубчик. Сегодня у нас вареные яйца – завтрак готовил Неттлбед. Свои нормы бекона мы, по-видимому, израсходовали.

Диана просматривала корреспонденцию, на столе перед ней были разложены полупрочитанные письма и вскрытые конверты.

– Что случилось с миссис Неттлбед?

– Она сегодня утром отдыхает. Бедняжка! Жуткое варикозное расширение вен. Может, тебе ее осмотреть? Мы пытаемся убедить ее обратиться к врачу, но она панически боится операции. Не хочет, мол, ложиться под нож. Признаться, я ее понимаю. О боже, приглашение на коктейль из Фалмута! Неужели они думают, что кому-то захочется потратить весь свой паек горючего ради какой-то жалкой рюмки хереса?

Это был вопрос риторический, не требующий ответа. Полковник был погружен в «Таймс». Проходя к буфету, Джереми положил руку ему на плечо:

– Доброе утро, сэр.

– А, Джереми! Доброе утро. Хорошо спалось?

– Не очень. Черный кофе в сочетании с воем ветра.

Мэри тоже подошла к буфету.

– До сих пор завывает, хотя теперь уже потише. – Она потрогала кофейник. – Остыл. Я сварю вам свежего.

– Это совсем не обязательно, Мэри. Я могу выпить чаю.

– Но я же знаю, что вы больше любите кофе. Я мигом.

И она вышла.

Джереми достал из плетеной корзинки в виде курицы яйцо, налил себе чашку крепкого чая и сел за стол. Полковник молча подал ему аккуратно сложенную «Вестерн морнинг ньюс». Диана возилась со своими письмами. В Нанчерроу не поощрялись разговоры во время завтрака. Джереми взял ложку и аккуратно снял верхушку яйца.

На часах было уже без двадцати минут девять, а Лавди все не появлялась, и Неттлбед начал нервничать. Нет, у него и мысли не возникало о каком-либо несчастном случае, он не боялся, что Лавди упала с обрыва и сломала себе лодыжку. Лавди знала береговые скалы как свои пять пальцев и была ловкой, как горная коза. Но его тяготило бремя ответственности. Он уже жалел об их сговоре, и ему хотелось только одного – чтобы она вернулась прежде, чем он будет вынужден сообщить полковнику, что его дочь не только ушла от мужа, но и вообще исчезла.

Не находя себе места, старик в совершенно несвойственной ему манере бродил по кухне – подходил к окну, отпивал глоток чаю, шел с одной-единственной кастрюлей в судомойню, подтирал лужицу пролитого молока, опять направлялся к окну.

Противная девчонка как сквозь землю провалилась. Теперь к его беспокойству уже примешивалось раздражение. Пусть только явится – он ей намылит голову, свирепо думал Неттлбед, словно какая-нибудь мамаша, что грозится всыпать своему ребенку по первое число за то, что он чуть не попал под автобус.

Без десяти девять, устав слоняться из угла в угол и поглядывать на часы, Неттлбед вышел из судомойни во двор, прошелся до задней подъездной дороги и постоял там, высматривая Лавди на дорожке, выходящей из леса. Нет, никого. Отсюда был хорошо виден большой гараж, где держали весь автотранспорт Кэри-Льюисов. Почему одна из дверей открыта? Неттлбед пошел выяснить, в чем дело, и обнаружил, что маленький «рыбный» автофургон исчез. Это был очень дурной знак. Конечно, можно было предположить, что ночью здесь побывали воры. Но какой нормальный вор взял бы фургон, если рядом стоял – так и просился, чтобы его угнали, – «бентли» миссис Кэри-Льюис?

В состоянии, близком к панике, старик вернулся в дом, но не через судомойню, а через оружейную – и там обнаружил Тигра, мирно спавшего в своей корзине.

– Где она?! – вскричал он, но пес только моргнул и опять погрузился в сон.

И тут случилась третья неожиданность, которая и решила исход дела. Не успел Неттлбед зайти в кухню, как сверху, из его собственной квартиры, послышались яростные вопли, которые могли исходить только от Натаниеля Маджа.

Это конец, подумал Неттлбед.

В этот момент в кухню зашла Мэри Милливей с кофейником в руке.

– Я только за… – начала она и запнулась. – Что это?!

Неттлбед почувствовал себя мальчишкой, который попался, когда таскал яблоки из чужого сада.