– Ты ж всегда в этом разбиралась!

– Глупости! Я была орудием божественного возмездия, только и всего. Но с этим теперь покончено. Мое дело маленькое… Ой, помнишь, как мы с тобой мечтали по тысяче мельдов за ночь получать? – Оккула рассмеялась. – Так вот, я теперь выше этого. Я – главная бекланская знаменитость, спутница Шенд-Ладора, богаче, чем сорок шерн на золоченых кроватях…

– Ах, я так за тебя рада! Я всегда знала, что тебе повезет.

– Шенд-Ладор с владыкой Катрии сегодня ужинает, у них какие-то переговоры, поэтому приходи ко мне в гости, поболтаем. А если откажешься – я тебя заколю и в колодец сброшу.

– Так ведь мой малыш…

– Кстати, где он?

– Мы в «Кубке и кайнате» остановились, за ним субанская нянька приглядывает.

– Я за ними Флорро отправлю, привезет обоих к нам в таверну. Ха, было время, Сенчо твои дельды слюнявил, а теперь ты ребеночком обзавелась… Как его зовут-то?

– Зан-Оталь, только все его Анда-Серрелиндом называют.

– А, понятно. Байуб-Оталь же погиб, бедняжка!

– Да, тому уж два года будет. Знаешь, он мне жизнь спас… Ой, я тебе за ужином все расскажу! О великий Крэн, как я рада тебя видеть! Даже не верится…

– Вот мы и приехали, – сказала Оккула, когда возок остановился у дверей «Зеленого попугая». – О Канза-Мерада, ну и дыра! Ничего не поделаешь, лучше здесь все равно не найти. Зато у нас отдельные покои, нам никто не помешает. И кормят отменно, банзи! А еще у меня йельдашейское есть, мы на всякий случай с собой привезли…

«Понятно, отчего Оккула так раздобрела», – подумала Майя и со вздохом откинулась на подушки, чувствуя, что объелась, как Сенчо. За последние два года она утратила привычку к обильным трапезам, а тут еще и йельдашейское вино в голову ударило. За ужином подруги непринужденно болтали, а когда Оккула отослала слуг, Майя подробно рассказала о своих приключениях, начиная с той самой ночи, когда ей спешно пришлось покинуть Беклу.

Зан-Оталь мирно посапывал на груде подушек в углу комнаты. Оккула осыпала его похвалами, пусть и несколько натянутыми, но особого восторга не выразила. Впрочем, Майя от нее этого и не ожидала: подруга не понимала прелестей материнства, так же как Бреро, простая душа, не понимал прелестей музыки. Переубедить таких людей не легче, чем заставить кошку есть сено, поэтому и досадовать бесполезно. А ведь еще совсем недавно Майя считала Оккулу непогрешимой в суждениях и многомудрой, как богиня. «Я у нее всему научилась, – вздохнула Майя про себя, – а вот объяснить ей про материнские чувства не могу». Впрочем, она и не собиралась, понимая, что Оккула наверняка думает примерно то же самое – ее любимая банзи, красавица Серрелинда, стала очередной жертвой семейной жизни, покорно сносит тяготы замужества и материнства.

– Банзи, я же совсем забыла тебе сказать! – Оккула наполнила вином кубки и водрузила ноги на стол. – Вот уж год, как Огма у меня в услужении. Хочешь, я ей привет от тебя передам?

– Да, конечно! Бедная хромоножка! Ну, ей у тебя неплохо живется…

– Еще бы! Разумеется, она у меня хозяйством не ведает – я слишком хорошо помню, чем эта затея у тебя закончилась… Ты же из-за нее едва с жизнью не простилась!

– Ты наверняка смышленой сайет обзавелась, – улыбнулась Майя, ничуть не обидевшись на подругу.

– Сайет у меня есть, но всем Зуно распоряжается. Он так со мной и остался.

– А что, Форнида его с собой не взяла?

– Куда? – быстро спросила Оккула.

– Ну, куда она там сбежала…

Оккула помолчала, сняла ноги со стола и негромко осведомилась:

– Банзи, а что тебе известно о том, куда Форнида подевалась?

– Ничего… – недоуменно протянула Майя. – Как мы из Беклы ушли, так я про нее больше не слыхала. А Нассенда сказал, ну, мой субанский лекарь…

– Да знаю я, кто такой Нассенда! И что он тебе сказал?

– Что в Субе никто не знает о судьбе Форниды и что странно все это.

– Неужели он не догадался? А может, догадался… – задумчиво произнесла Оккула, крутя золотой перстень на пальце. – Послушай, банзи, я тебе кое-что расскажу. Только поклянись неисповедимой Фрелла-Тильзе, что никому ни слова не обронишь, даже своему распрекрасному катрийцу.

– Не скажу, не бойся. Но…

– Понимаешь, я боюсь не того, что люди прознают, а того, что боги не велят подобное разглашать… Ну, с благословения Канза-Мерады я тебе во всем признаюсь – мы с тобой столько всего пережили… Так что принеси клятву Фрелла-Тильзе и выслушай мой рассказ.

– Клянусь неисповедимой Фрелла-Тильзе и ростком божественного тамаррика, что никому не обмолвлюсь об услышанном! – торжественно заявила Майя.

– Вот и славно. Выпей-ка еще йельдашейского, не помешает. – Оккула снова наполнила кубки, залпом осушила свой и начала рассказ: – В ту ночь, как ты из Беклы бежала, лапанские полки с палтешским войском Форниды в городе сражались, помнишь?

Майя кивнула.

– Так вот, битва не прекращалась целые сутки. Все закончилось только тогда, когда до лапанцев наконец дошло, что Рандронот погиб. Как узнали они, что Форнида с Хан-Глатом лапанского владыку убили, так сразу весь запал и растеряли. Ну, два лапанских капитана – Секрон и Мендел-эль-Экна…

– Он-то нас из города и вывел! – воскликнула Майя.

– Правда? О нем все хорошо отзываются. Ну, собрали они вдвоем остатки лапанского войска и ушли на юг. Впрочем, об этом позже… Я сейчас расскажу, что со мной случилось. Короче, Форнида захватила город, а Эвд-Экахлон сопротивляться ей не стал, хотя и должен был Беклу удержать до возвращения Кембри, да только людей у него не было. В общем, он в крепость отступил и там заперся. И вот мы – Ашактиса, Зуно и я – отправились с Форнидой во дворец Баронов. Она объявила, что по велению богов законная власть благой владычицы восстановлена. Как она собиралась с Кембри и Сантилем сладить, мне неведомо. Пожалуй, она сама тогда об этом не задумывалась, а потом ей не до того было. И знаешь из-за кого?

– Из-за тебя?

– Нет, банзи, из-за тебя.

– Из-за меня? Как это?

– Погоди, сейчас все объясню. Помнишь Н’Кесита, торговца кожей? Ну я тебя к нему на склад послала? Так вот, он был сторонником хельдрилов, самым лучшим их осведомителем. Пять лет он на их стороне стоял, и даже Сенчо его не заподозрил. Правда, после убийства верховного советника Н’Кеситу трудно пришлось, его склады много раз обыскивали.

– Ну, неудивительно, что его не заподозрили, – еще Зирек говорил, что у Н’Кесита кровь рыбья, бесчувственный он. Помню, весь такой невозмутимый…

– Нет, банзи, ты не права. Сердце у него горячее. Вот слушай дальше. На следующий день, как лапанцы из Беклы ушли, Форнида послала Ашактису к верховному жрецу, предупредить, что благая владычица в храм собирается, обсудить, как ей на третий срок остаться. Знаешь, она бы его уговорила, только не вышло у нее. Сейчас расскажу почему. В общем, через час велела она нам с Зуно ее в храм сопровождать – уселась в твою золоченую екжу и поехала. Я аж зубами заскрипела от злости, как увидела. Добрались мы до улицы Оружейников, а на Караванном рынке толпа гудит. Кто-то на весы вскарабкался, речь говорит, руками размахивает, а его все слушают и одобрительно поддакивают. Ты же помнишь, Форниде только дай с кем-нибудь сцепиться, она обожала людей унижать, с любым противником справлялась.