Форнида отступила от края, по-приятельски хлопнула старика по плечу, будто они с ним в таверне сидели, и говорит:

«Ух ты! А там глубоко?»

«Не знаю, сайет», – ответил он.

«Что ж, вот мы и узнаем, – заявила Форнида. – Ашактиса, ты готова? Помнишь субанских цапель?»

«Простите, сайет, – прошептала Ашактиса побелевшими от страха губами. – В моем возрасте по оврагам лазать тяжело. Умоляю, не принуждайте меня!»

«Да что с вами сегодня стряслось?! – воскликнула Форнида. – Одна трусит, второй хнычет… Придется мне вам наказание измыслить. Ах, Оккула, видно, нам двоим суждено туда лезть!»

«Да, Фолда, нам двоим суждено», – ответила я.

Форнида развернулась и в кусты ушла – при виде этих оврагов у любого живот скрутит, а мне уже было все равно. Пока мы ее дожидались, я вознесла молитву Канза-Мераде, не боясь, что меня услышат, – к тому времени я уже никого вокруг не замечала.

Оккула всхлипнула, до боли сжала кулаки, перевела дух и продолжила:

– А как я молитву закончила, старик-жрец ко мне подошел и руку на плечо положил. Не знаю, как я поняла, что он не простой пастух, а жрец, который это место охраняет. Он мне в глаза заглянул и говорит:

«Те, кому я служу, поведали мне, что тебе суждено это исполнить. Я прав?»

«Да», – ответила я.

«Но ты безоружна».

«Я сама оружие».

Он снова посмотрел на меня и сказал:

«Тебе дарован фриссор. Поступай, как сочтешь нужным. Я буду за тебя молиться».

Тут Форнида вернулась.

«Да не расстраивайся ты так! – сказала она Зуно, потрепав его по щеке. – К вечеру я тебе нож в сердце воткну, сразу успокоишься! Ну, Оккула, чего ты там возишься? Не мешкай!»

Она начала спускаться в овраг, и я полезла следом. А там, банзи, дело такое… Как бы тебе получше объяснить? На самом верху – деревья, дубы да кусты колючие, из сухой земли корни толстые торчат, по ним спускаться удобно, но это только поначалу. Пробрались мы через сплетенные ветви, и так жутко стало: листва вокруг шелестит, деревья перешептываются, будто ждали нас здесь – ну, что-то нас точно поджидало. Листочки на верхних ветках плотные, зеленые, им и света, и воздуха хватает, а вот как слезли мы пониже, листва привяла, зачахла, как узник в темнице. Мы за ветви и за корявые корни хватались, потому что иначе по отвесной стене прямо на дно и съехали бы.

Потом глаза к полумраку привыкли, я поглядела под ноги, а там деревьев почти и нет. Внизу под нами виднелся каменный порожек, шага четыре шириной. Форнида туда первой спрыгнула, как кошка, и остановилась, меня дожидается. Я спустилась в сотне шагов от нее, перевела дух и к ней направилась – молча; время еще не пришло. Сквозь листву сверху зеленый свет струится – не такой, как в чащобе, а дрожащее плотное марево, будто солнечные лучи сквозь толщу воды пробиваются на дно озера, – и ветви над головой перекрещиваются, как прутья клетки. Ну, так мы в клетке и были, с потолком и стенами, но без дна. Я с порожка вниз поглядела – стены гладкие, только кое-где камни торчат, ухватиться есть за что, если кому сдуру взбредет вниз лезть, потому как там, внизу, нет ничего, только мрак и пустота. А богиня вещает, что мне дальше делать. Ох, банзи! Осталась я одна-одинешенька против проклятой злодейки и не знаю, справлюсь ли…

Оккула прильнула к подруге, вздрагивая и хныча, как испуганное дитя. Майя ее приласкала, зашептала нежные слова, погладила по плечам. Успокоившись, Оккула продолжила:

– Форнида подбоченилась, по сторонам озирается, глаза радостно блестят – довольная собой дальше некуда, уж очень она любила опасные приключения. Я к стене оврага прижалась, а Форнида окликнула меня – и тут же оцепенела от ужаса.

При звуке ее голоса все вокруг заколыхалось, словно темноту прорезали языки пламени. «Оккула… Оккула… Оккула», – выло и стенало эхо. Нет, и не эхо вовсе, а жуткие, потусторонние голоса чудовищных созданий – хвала богам, что они нам неведомы! Злобными или безумными их назвать нельзя, ведь в этом странном месте не существовало ни добра, ни зла, ни рассудка, ни безумия. Знаешь, банзи, преисподняя – это не место, где грешников обрекают на муки; преисподняя – это ничто, все сущее в ней исчезает, на его месте возникает пустота. Молчание естественно, а те голоса, что метались по расщелине, не были ни речью, ни молчанием. Нет, не могу я иначе объяснить! Звуки впивались в тело, сжигали разум, разрывали в клочья сознание. Я без сил повалилась на каменный выступ – не знаю, как в пропасть не сорвалась!

Форнида схватила меня за руку, тряхнула хорошенько и зашептала в самое ухо, чтобы не потревожить чудовищные голоса:

«Ну что, дальше спустимся или побоишься?»

Время еще не пришло. Богиня обрекала меня на новые мучения, словно проверяя на прочность, и я боялась, что не выдержу, сломаюсь под ее неумолимой рукой. Я согласно кивнула, а вот Форнида вдруг засомневалась. Я снова подошла к краю порожка и посмотрела вниз. Перво-наперво надо было заставить ее спуститься, поэтому я пригляделась повнимательнее, есть ли удобные выступы, на которые можно ногу опереть или пальцами ухватить, наметила путь – уж какой был! – в глаза Форниде посмотрела, да и сиганула вниз через край.

Пришлось ей следом спускаться – другого выхода не оставалось, не могла она смириться с тем, что я ее обставила. Ох, банзи, как я по этой стене карабкалась, не описать – чистый ужас! Холодно до дрожи, и хоть не сыро, но все под рукой скользит, как сухая змеиная кожа. Я за камень ухватилась, а он из земли вывернулся, я еле успела в трещину пальцами вцепиться. На весу сандалии с ног скинула – босиком удобнее упор находить, – они вниз полетели, но о дно так и не стукнули, может, до сих пор падают, не знаю. А еще, банзи… ох, жуть такая, даже не верится: я об острый камень руку рассадила, а из раны зеленая кровь брызнула, вот чистая правда!

Ну, ползу я вниз по отвесной стене и думаю: не важно, глубоко ли лезть придется, потому как наверх все равно не выбраться. К тому времени у меня, видно, рассудок помутился, так мне весело стало, будто целую флягу джеббы выпила. Что дальше было – плохо помню, даже не знаю, как глубоко мы вниз забрались – на целую лигу или на несколько локтей.

Наконец спустилась я почти в полную темноту, – впрочем, вокруг ничего не было, одна скала. Из скалы порожек торчал, длиной в человеческий рост и шириной в два локтя, а над ним в камне трещина зигзагом, как буква, с которой имя Зая начинается. Тут я поняла, что вот оно, место назначенное, и остановилась – Форниду дождаться.