стену, окружавший Чу Ваньнина поток духовной силы брызнул искрами во все стороны и яростно зашипел.

Сквозь тонкий слой кружащихся в воздухе яблоневых цветов две пары глаз уставились друг на друга.

— Или все-таки, потому что… — неожиданно зеленое пламя в руке Тасянь-Цзюня ослабло, а когда оно ярко вспыхнуло вновь, свойственное древесной сущности изумрудное сияние внезапно обратилось в алое пламя стихии огня.

Конечно, это был цвет духовной силы образцового наставника Мо.

Чу Ваньнин оцепенел.

Огненное и золотое сияние по-прежнему были переплетены вместе, похожие на огненный ливень искры летели во все стороны. Отделенное защитным барьером по-мужски красивое лицо Тасянь-Цзюня внезапно смягчилось.

— Или это потому, что, Учитель, — глаза, что смотрели на Чу Ваньнина из-под густых ресниц, теперь были наполнены любовью, нежностью и печалью, — ты не сможешь вынести, если тебе придется увидеть мою смерть во второй раз?

«Дон-н-н», — из-за того, что Чу Ваньнин перепутал струну, магический барьер ослаб, и в тот же миг Бугуй яростно обрушился на него.

Не выдержав этого безжалостного удара, золотистый барьер разлетелся на сияющие осколки, обратившиеся парящими в воздухе тенями яблоневых лепестков.

Мощная духовная энергия почти повалила Чу Ваньнина на землю, но прежде чем он упал в грязь, вокруг его талии обвилась рука. Сообразив, что попал в западню, Чу Ваньнин не выдержал и в гневе воскликнул:

— Мо Вэйюй!

Под застилающим небо проливным дождем довольный своим успехом Тасянь-Цзюнь громко расхохотался. Уголки его губ искривились в удовлетворенной усмешке, ведь, несмотря на используемый метод, он все-таки достиг желаемого.

От мягкости и нежности не осталось и следа, и, когда он снова открыл рот, Чу Ваньнин вновь увидел злобно оскаленную морду зверя:

— Отлично. Наконец-то ты готов к разговору.

— …

Тасянь-Цзюнь обхватил руками его лицо и прижался к нему почти нос к носу, губы к губам:

— Если бы ты так и не проронил ни звука, — мрачно сказал император, — боюсь, этот достопочтенный решил бы, что ты и правда немой.

Глава 294. Пик Сышэн. Cвязаны[294.1] ночной бурей[294.2]

Предупреждение: 18+детальное описание нетрадиционного секса между мужчинами, один из которых оживший мертвец!

Это было не лучшее место для разговора, поэтому, подхватив Чу Ваньнина, Тасянь-Цзюнь со стремительностью штормового ветра и неистовством ливня вернулся во Дворец Ушань. На карнизе, где раньше стоял Сюэ Мэн, уже никого не было. Впрочем, если подумать, такие хитрецы, как братья Мэй, не могли не понимать, когда лучше временно отступить.

Одним пинком Тасянь-Цзюнь настежь распахнул ворота дворца. Окутанные влажным ветром и дождем, они вошли в сухой и теплый главный зал.

Оставленный для Чу Ваньнина светильник уже погас.

Но Тасянь-Цзюня это уже мало волновало: раз уж мотылек сам не бросился в огонь, пусть и без особого желания, он и сам может стать охотящимся пауком и, обхватив жертву четырьмя парами мохнатых лап, принести добычу в свое логово.

Он резко толкнул Чу Ваньнина на кушетку и неспешно сверху донизу осмотрел побледневшего мужчину, взгляд которого был холоднее льда.

Сейчас он чувствовал, что хочет очень много чего ему сказать, и даже открыл рот, но, в конце концов, лишь с деланным безразличием мрачно выплюнул:

— В чем дело? Неужели этот достопочтенный должен стать тем человеком, чтобы ты снова захотел взглянуть на меня?

Он схватил Чу Ваньнина за подбородок и, запрокинув его голову, заставил смотреть в свои черные глаза. Кожа под его пальцами была влажной и холодной.

— Чу Ваньнин, лучше тебе сразу кое-что уяснить, — процедил он сквозь стиснутые зубы, — на этом свете больше нет образцового наставника Мо. Пусть ты не желаешь это принять, как бы ты не сопротивлялся этой правде, он больше не сможет вернуться.

В сердце Чу Ваньнина словно вонзился шип, его лишенное выражения лицо едва заметно дрогнуло. Такая реакция, несомненно, еще сильнее разожгла ревность Тасянь-Цзюня. В его сердце взметнулось злое пламя, и он резко подался вперед, чтобы накрыть своими губами ледяные губы Чу Ваньнина.

Неторопливо целуя его, он привычно начал снимать с него одежду. Пусть мужчина под ним был слишком твердой косточкой, но он столько лет грыз ее, что, естественно, знал какой у нее прекрасный вкус, если правильно ее расколоть и добраться до мягкого нутра.

Движения и приемы, которыми пользовался Чу Ваньнин, чтобы оказать ему сопротивление, были точно такими же, как и в прошлой жизни. Тасянь-Цзюнь без особого труда, почти играючи, блокировал эти атаки, после чего взял лежащую в изголовье кровати заранее подготовленную чудодейственную таблетку и без предупреждения поднес ее к его губам.

— Так или иначе, мы снова встретились после долгой разлуки, и этот достопочтенный не желает видеть, как ты отдаешься ему с холодным видом и без особого желания. Давай, глотай.

Когда он увидел, что Чу Ваньнин продолжает хмурить брови и изо всех сил пытается вырваться, его глаза похолодели. Он усилил нажим, пытаясь протолкнуть таблетку ему в рот, продолжая давить, пока губы Чу Ваньнина не начали кровоточить. Тогда Тасянь-Цзюнь резко наклонился и присосался к тонким бледным губам, грубо просунув язык внутрь его рта. Лекарство уже размокло, так что он без особого труда смог протолкнуть его языком в горло Чу Ваньнина.

— М-м-м…

Насыщенный ржавый вкус крови таял на губах. Когда его гибкий влажный язык протолкнул размякшую таблетку в глотку Чу Ваньнина, не в силах вырваться, тот был вынужден ее проглотить.

Стоило Мо Жаню отпустить его, и он тут же выгнул спину и, содрогаясь от рвотных позывов, закашлялся.

— Такая неглубокая глотка?

— …

— Когда ты брал у него в рот, что-то я не заметил, что тебе хочется блевануть?

Словно увидев призрака, Чу Ваньнин тут же поменялся в лице. Повернув голову, он, широко открыв глаза, уставился на полное насмешки бледное лицо Тасянь-Цзюня.

— Что, думал, что о твоих с ним делишках никто не знает? — с некоторым самодовольством, но также и нескрываемой досадой продолжил Тасянь-Цзюнь. — На самом деле обо всем, что вы там творили, этот достопочтенный знает как никто другой.

На этих словах он скинул промокшую от дождя верхнюю одежду и забрался на кровать. Мягкое покрывало из звериных шкур тут же упало. Опираясь на вытянутые руки, чуть выгнув широкую спину, он уставился на лежащего под ним человека.

Дождевые капли с его мокрой челки падали на щеку отражавшегося в его глазах Чу Ваньнина.

Взгляд Тасянь-Цзюня потемнел. В какой-то