пор в моем кабинете? Стулья следовало давно выкинуть вместе с прочими вещами из прошлой жизни.

– Это же было пропасть лет тому назад.

– Верно.

Его улыбка увяла.

– Так что же я делал вчера вечером? Что говорил? Уверен, вы мне честно расскажете.

– Вчера был Валентинов день. Мы пировали, и все шло как обычно, вынесли первую перемену блюд в красно-белых тонах, из ларцов раздали сердечные записки, а потом настала пора вторых блюд.

– Ну и?..

– Милорд… Накануне… была казнь. Не простая казнь… На эшафот взошла королева. И поэтому праздник напоминал поминки. По крайней мере, так показалось гостям. Если кто и изображал веселье, то исключительно, чтобы порадовать вас.

– Но как же… как вел себя я?

– Вы вскакивали из-за стола, смотрели в пустоту и разговаривали сами с собой.

– Но моя жена… Она сидела на своем месте, а перед ее золотой тарелкой лежала красная роза без шипов.

– Никто, кроме вас, ее не видел. Она явилась только вам.

– И все… догадались, что это была она?

– Они поняли, что вас испугало нечто ужасное.

– И решили, что их король помешался, – выпалил я.

Суверен выставил напоказ перед всей честной компанией свою одержимость, свои призрачные страхи.

– Они подумали, что вас гложет чувство вины, – сказал он и, помедлив, добавил: – А сочтут ли вас безумным, зависит от того, как вы будете вести себя дальше.

Чарлз пристально посмотрел на меня. Его темно-карие глаза молодо блестели на изборожденном морщинами лице.

– С чего бы мне убиваться! – сердито проворчал я. – Она заслужила смерть.

– Раскаяние… или сумасшествие, – спокойно отчеканил Брэндон. – С точки зрения большинства, ваше поведение объясняется только так. Люди, милорд, склонны упрощать жизнь.

– Вы же понимаете, что я не лишился рассудка.

– Слишком сильное и долгое нервное напряжение может свести с ума кого угодно, – осторожно заметил он.

– Я никогда не был и не буду сумасшедшим! Но вы правы, глупо было затевать пир сразу после казни. Лучше бы мы просто погоревали, отдав должное печальному событию. Мне следовало закрыться в своих покоях и день-деньской лить горючие слезы. Они очистили бы мою душу и смыли бы черное пятно с моей репутации.

– Смерть ничего не значит для человеческой души. Иногда мы теряем любимых… иногда ненавистных врагов… но они неизменно живут рядом с нами. Мне по-прежнему не хватает Марии. Кэтрин не дает мне утешения. Я тоже сделал глупость.

– Я недооценивал вас, – смущенно произнес я, обнимая его.

– А все прочие не понимают, сколь тяжко бремя ваших забот и тревог, – улыбнулся он.

Мне захотелось откровенно рассказать своему другу о моих видениях.

– Меня не оставили в покое и в опочивальне, – признался я. – Кто-то кричал, призывал меня в Длинную галерею. А потом в темном углу появились монахи. Я слышал, как они шепчутся между собой, выказывают недовольство и осуждение.

Он встревоженно вздрогнул.

– Вы слышали крики? Женские крики? Из Длинной галереи, вы говорите? – И, внезапно вскочив с испанского стула, он взволнованно спросил: – А вы помните, что происходило во время службы в дворцовой церкви Хэмптон-корта после того, как вы впервые узнали об измене Екатерины?

– Смутно.

– Никто не хотел тревожить вас. Боясь вашего гнева, гвардейцы действовали на свой страх и риск. Пока вы молились, Екатерина сбежала от охранников, желая встретиться с вами в церкви и добиться у вас прощения. Королева вышла в Длинную галерею, и ее схватили, когда она уже взялась за ручку двери, ведущей в храм. И тогда…

– Она начала звать меня, – задумчиво произнес я.

– Уверенная, что вы услышите ее. Она осмелилась называть вас по имени, что непозволительно даже мне. Какое безрассудство! Но Екатерина не добилась цели. Ее увели, не позволив помешать вашим молитвам.

– На ней было белое платье? – прошептал я, смутно понимая, что задаю глупый вопрос.

– М-да…

– Значит, она хотела убедить меня в своей невинности.

Такой она и будет вечно являться мне. Девственной блудницей. Я видел настоящий призрак.

– Она решила воззвать к вашей чувствительной душе.

Похоже, о моей слабости уже известно всем, и это на руку злоумышленникам. А имеют ли короли хоть что-то, чем не стремились бы воспользоваться их подданные? Они готовы посягнуть даже на мое послеобеденное уединение в клозете.

– Верно, мне всегда хотелось видеть в ней девственницу.

Вот она – правда, мучительная правда. Но все-таки как быть с тем призраком? Являлся ли он кому-либо еще?

– Вчера вечером я услыхал ее голос, звавший меня по имени, – признался я. – На сей раз я открыл дверь, заглянул в галерею… Она была там.

– А больше вы никого не заметили? – нахмурившись, спросил Брэндон.

– Никого.

– Тогда надо выставить в галерее стражу. Иначе вы можете сойти с ума, и она добьется того, чего хотела.

Я кивнул.

– Она полна ненависти, – сказал Брэндон. – Стремится погубить вас. Не забывайте об этом. Вы должны разрушить ее планы.

– Но почему именно Екатерина? – вырвалось у меня. – Почему не кто-то другой? Я клянусь, что никто больше не восстал из гроба, дабы явиться мне!

Я не посмел назвать имена, не желая тревожить духов. Бекингем. Анна. Джордж Болейн. Мор. Фишер. Эск. Карью. Кромвель. Де ла Поль. Маргарет Поль.

– Они не продавали души дьяволу, – успокаивающе сказал он. – Только он способен наделить силой покойников.

– Анна…

– Возможно, ее душа вселилась в тело Екатерины, ее кузины… – задумчиво предположил он, но лучше бы ему было промолчать…

Я содрогнулся от ужаса, и мне никак не удавалось унять дрожь. Брэндон приобнял меня своей мощной рукой.

– Список ваших утрат не длиннее, чем у любого из смертных, – медленно произнес он. – Многим приходится жить с ними. Не все же сходят с ума или впадают в меланхолию.

Меня колотило, и я собрал всю свою волю, чтобы успокоиться. Брэндон продолжал говорить:

– Утраты и скорбь. Никому не избежать потерь. Таков удел смертных.

Отец, окруженный окровавленными носовыми платками… Как же я презирал его тогда.

– И что же делать? – в отчаянии тряхнул я головой. – Любой человек пал бы духом на моем месте. Но как должен вести себя король?

– Королю полагается плевать на горести, – рассмеявшись, заявил Брэндон.

И я тоже начал смеяться, а дрожь прекратилась.

Для охраны Длинной галереи я назначил шестерых солдат из Кента. Силой воображения и излишней набожностью эти туповатые парни не отличались. Им было приказано нести ночной дозор, сменяя друг друга через каждые два часа. Спать им категорически запрещалось. Утром они доложат мне обстановку.

– Говорят, из-за нынешних суровых морозов под галереей прячутся полчища крыс, – заявил я. – И мне необходимо выяснить, правда ли это, дабы распорядиться насчет отравы.