колдовство. Не в лад, небо красное над головой не дает силы колдуну. Но бабки у нас в деревне говорили, что колдовство как вода — что в жаркой пустыне, где воды мало и жажда сильнее, что в зенских болотах, где ее вдоволь и вовсе нет никакой жажды, а как облегчиться захочешь, разницы нет. Через немощь надо. Потратиться надо. Тогда все выйдет.

— Смотрителей на вас нет, — заскрипел зубами Мелит. — Скоро нам всем облегчиться придется. Или потратиться. Все, пришли. Пустота вас задери, если все обойдется, ноги моей не будет на этой лестнице! Что там?

Ловчие, которые шли впереди, вышибли дверь на верхушку башни и один за другим шмыгнули внутрь. Через полминуты один из них показался в проеме и сквозь шорох и перестук часового механизма объявил:

— Никого. Только… только надпись.

Стена, на которой была сделана надпись, оказалась горяча. Кай даже отдернул руку. Вычерченные письмена уходили в камень, тонули в нем, словно блоки, из которых она была собрана, вырезались из воска, а письмена не вычерчивались на их поверхности, а выкладывались раскаленной проволокой, которая не остывала. Увидев глубокие прорези, Каттими побледнела. Мелит, держась за сердце, раздраженно прошептал:

— Я правильно понимаю, красавица, что останавливать часовой механизм бессмысленно?

— Да. — Она не говорила, а шептала. — Я не ученая колдунья, но часами уже ничего не остановить, хотя ход колдовству, скорее всего, дали часы. Теперь же бессмысленно и камень выламывать из стены. Если мы даже разрушим башню, то колдовство все равно завершится. Ты видишь, Кай?

Он видел. Стоило прикрыть веки, как то, что казалось снаружи глубокой и искусной резьбой или проделками какого-то неведомого каменного червя, обращалось пылающей вязью. И там, в глубине камня, письмена уже расползались, готовясь слиться друг с другом.

— Чем это сделано, Пустота нас всех задери? — почти закричал Мелит.

— Думаю, что кровью, — облизала губы Каттими. — Поганой кровью. Очень сильной кровью. Нет ничего действеннее крови в колдовстве. Или хиланские смотрители до Пагубы не осматривали тела подозреваемых в упражнении с магией, чтобы найти раны? Не обыскивали их дома? Не обнюхивали плошки?

— Что мы должны сделать? — прислонился к стене урай. — Успеем ли хоть что-то сделать? У нас мало времени! Немногим больше часа!

— Прочесть. — Каттими шагнула к Каю, выдернула из его сумы свитки, нашарила там же писало. — Прочесть. Быстро прочесть. Тогда… тогда… может быть. Не обещаю. Кровь. Если только кровь… Очень сильная кровь. Кровь рода. Будет нужна кровь Хилана. Кровь рода. Ты ведь об этом говорил?

— Вы сошли с ума! — взревел Мелит. — Тупи, Этри, мои дети! Да я вас!

— Нет. — Девчонка схватила урая за руку, которой тот попытался выдернуть из ножен меч.

Шагнули вперед ловчие. Взвизгнули выдергиваемые из ножен клинки.

— Нет, — повторила Каттими, с трудом удерживая руку урая на рукояти меча.

— А ты сильна! — восхищенно прошептал, остывая, Мелит.

— Никто не говорит о смерти, — всхлипнула Каттими. — Крови надо несколько капель. Или урайка не захочет сохранить Хилан ценой пореза пальца? Несколько капель. Но сначала надо прочитать заклинание!

— Их нет здесь, — вдруг понял Кай. — Тех, кого оставил Истарк, здесь нет. Но они в городе. Затаились. Если те двое приделанных были его тварями, то осталось еще восемь. — Кай повернулся к ураю. — Если то, что ты говорил о крови, урай, верно, то об этом можешь знать не только ты. Нужно охранять Тупи, Этри и твоих детей, Мелит. Охранять их. Все свободные ловчие, стража, все должны окружить их. Восемь приделанных — это много. Очень опасно! Если мы сможем противостоять колдовству, пустотные твари легко угадают, куда нужно направить удар!

Краснота на лице Мелита стала стремительно меняться на бледность. Он стряхнул руку Каттими, загнал меч обратно в ножны, рявкнул ловчим:

— Бегом вниз! Урайку, Этри и детей перевести в зал приема. Там самые прочные стены! Двери запереть! На галерею большой дозор стражи! Охранять! Всех собрать! Тарпа сюда!

Сапоги ловчих загремели по лестнице.

— Что дальше? — почти зарычал урай.

— Читаем! — Каттими вытерла рукавом лоб. — Лучше бы я оказалась в лодке…

— В какой лодке? — не понял Мелит. — Первое слово «Проклинаю». Уж его-то я точно знаю.

— Точно, — кивнула Каттими. — Действительно. Никакой лодки.

Они потратили на чтение минут пять. Пару раз непонятное слово приходилось пропускать, а Кай лихорадочно разворачивал пергаменты, чтобы найти что-то похожее. Но одновременно с боем трех часов пополудни текст сложился.

Посланник Пустоты проклинал Хилан всеми силами Пустоты и предрекал ему тьму и кровь. Каждое последующее слово нагоняло на Мелита все большую бледность, хотя кажется, он и так был белее белого. Но в итоге урай вовсе пожелтел, как старый пергамент. Обещание, что все жители города обратятся в зверей и начнут рвать друг друга на части, утолять жажду кровью того, кто рядом, заставило задрожать и Кая. Последняя строчка гласила:

«Составил и оросил кровью, в Пустоте брат Тамаша, повелитель принятых и призванных, посланник посланника повелителя всех — Истарк».

— В Кете, — прошептала Каттими. — В Кете, мне кажется, последнее слово был о то же самое. Имя было то же самое.

На ступенях вновь застучали каблуки. В проеме показался Тарп. Он был взмылен и тяжело дышал.

— Что там? — спросил мертвенным голосом Мелит. — Что с Тупи? С детьми?

— Тупи, дети, Этри, — все в зале приема, — отчитался старшина. — Пятьдесят ловчих внутри, десять на переходе к башне и пятьдесят стражников на галерее. Никого из приделанных на прочих башнях нет. Думаю, что там… — Тарп пригляделся к надписи, — точно такая же резьба…

— И что теперь? — почти спокойно спросил у Каттими Мелит. — Я не твоего зеленоглазого дружка спрашиваю, тебя, девочка. И что теперь?

— Глашатаев по городу, — процедила сквозь зубы Каттими. — Чтобы бегом бежали! По всем улицам. Надеть все обереги, что есть. Если оберегов нет, капнуть крови в посуду, размешать с водой, смочить любую вязаную одежду, связанную собственными руками, и надеть на себя. Веревки смочить и перепоясаться! И закрыть всех близких в разных кладовых, в сундуках, в сараях, где угодно. Стражникам разойтись по стене, привязать себя к зубцам! Почти час до четырех пополудни, многих можно будет спасти, пока я попробую что-нибудь сделать!

— Ты понял? — остервенело заорал на Тарпа Мелит. — Ты понял, что надо делать? Что ты стоишь?

— Там… — Тарп с трудом справлялся с дрожью в горле, — там, в зале приемов, девочка. Девочка танцует и поет. Ишхамай!

Она кружилась и