– Даже не знаю, что сказать, – бормочу я.

– «Спасибо, Боже, за такого поразительного жениха!» – восклицает Имоджен. – Не представляю одинокую девушку, которая не пришла бы в восторг от бойфренда, сделавшего то же, что Марк.

Я в замешательстве. Наверное, она права.

– Я не хочу показаться неблагодарной. Просто… все так неожиданно.

Воцаряется молчание, после чего мама говорит:

– Не хочешь все это примерить?

– Нет! – вскрикивает Имоджен. – Нельзя, пока мы не закончим с макияжем. Нужен полный эффект. У тебя больше никогда не выдастся случая вновь ощутить себя кинозвездой – все должно быть идеально! – Она осторожно кладет туфли на кровать, садится рядом со мной и снова тянется к своей коробке с косметикой. – Готова?

Я поворачиваюсь к ней, мельком взглянув на платье, пока мама вешает его на дверь гардероба. Оно светится, будто живет своей жизнью.

– Софи, водички хочешь? – тихо спрашивает Алиса. – Ты бледная.

Я киваю, и она выходит из комнаты.

– Туфли я выбирала! – сообщает Имоджен. – Они были до жути дорогие, но такие красивые, что я не устояла. Тебе нравятся?

На сей раз я внимательнее изучаю туфли. Не могу представить, что их выбрал Марк. Не знаю, подходит ли тут слово «нравятся». Они впечатляют своим холодным, отстраненным блеском. Но, по-моему, неудобные. Я перевожу взгляд на платье.

– А его Марк выбирал?

– Да, – улыбается мама. – Причем тщательно. Он четко представлял, чего хочет.

– Готова? – спрашивает Имоджен, держа в руке кисточку.

Неужели все сегодня ждут от меня только одного – делать что мне велят?

Я неохотно закрываю глаза.

– Вот, – торжествующе произносит Имоджен, когда мама возвращается в спальню, уже переодевшись в вечерний наряд: в элегантном кофейного цвета прямом платье. – Я закончила. Нет, посмотреть нельзя, пока ты не наденешь все остальное. – Она откладывает коробку с косметикой в сторону и встает. – Так, а теперь одеваться!

Я послушно раздеваюсь до белья. На лице Имоджен отражается ужас, она открывает рот, но чтобы пресечь ее словесные излияния, я останавливаю ее, подняв руку.

– Они не просвечивают, не волнуйся.

– Но…

– Я никому не скажу, что ношу трусики с утяжкой, если ты не разболтаешь.

Я расстегиваю лифчик и полуголая встаю ногами в платье, которое мама и Имоджен поддерживают с обеих сторон. Шелковая подкладка облегает мою кожу, а когда застегивают «молнию» и задергивают крючок на спине, металлизированный материал обтягивает меня, выпрямляя спину и делая выше.

– Как умно придумано! – восхищается мама. – «Молнии» совершенно не заметно.

– А погляди, как хорошо оно ее подтянуло! – отзывается Имоджен. – Вот что значит высокий класс. По-моему, тебе не понадобится корректирующее белье. Нет, оно не очень длинное, просто нужно надеть туфли… А где браслет? Здесь… О, вот это да! – Она отступает на шаг назад, а мама улыбается. – Ты просто великолепна, Софи!

Даже Алиса, кажется, впечатлилась.

– Просто финиш, Софи, – произносит она через пару секунд. – У тебя потрясающая фигура.

Они отступают в сторону, и я медленно приближаюсь к зеркалу. Туфли на десятисантиметровых шпильках, они мне немного великоваты. На меня пустым взглядом смотрит высокая, затянутая в панцирь женщина. Обстановка моей спальни тоже перестает быть уместной – возникает ощущение, что мне подобает находиться в каких-то огромных, белых, с воздушными занавесями апартаментах, наполненных запахом гардений, и ждать на фотосессии очередного крупного плана. Я нисколько не похожа на обычную себя. Я вдруг осознаю, что напоминаю Клодин. Не буквально, хотя теперь я это замечаю, но цвета, наверное, у нас похожи. Однако выгляжу элегантно и уверенно – женщиной, которую не следует недооценивать.

– Который час? – спрашиваю я.

– Шесть, – отвечает мама. – Девочки, примерно через час нам надо выезжать.

Мы уедем гораздо раньше.

– По-моему, мне не следует долго сидеть в этом наряде. Может, кто-нибудь расстегнет «молнию»? – Я стою лицом к зеркалу, видя в нем свое отражение.

Мама внимательно рассматривает застежку. Имоджен начинает рыться в коробке с косметикой. Лишь Алиса молча глядит на меня. На мгновение наши взгляды пересекаются, а затем я закрываю глаза и боком оседаю на пол в якобы обмороке.

– О господи! Софи! – вскрикивает мама, когда моя голова заваливается вперед. Я чувствую, как руки сестер подхватывают меня и затаскивают на кровать, укладывая на подушку. – Софи! Ты меня слышишь?

Я отворачиваю от нее голову. Чувствую себя такой мерзавкой, что не могу посмотреть ей в лицо, но это, похоже, оборачивается лишь тем, что я выгляжу так, будто мне действительно плохо.

– Алиса, вызывай «Скорую»! – кричит мама. – Живо! Да снимите же с нее это чертово платье, она еле дышит!

Я уже слышу в отдалении возбужденный голос Алисы:

– Это моей сестре. Она ударилась головой, а теперь у нее обморок.

Я не могу припомнить другие симптомы, которые нужно демонстрировать.

– Голова болит, – лепечу я.

– Что такое, дорогая? – озабоченно спрашивает мама, все еще пытаясь расстегнуть платье. – Что ты сказала? По-моему, у нее язык заплетается, – говорит она Имоджен.

Что? Ничего он не… Неожиданно я чувствую, что меня действительно тошнит.

– Надо все это снять, – бормочу я, начиная паниковать. – Кажется, меня сейчас вырвет.

«Молния» с визгом расстегивается, я резко высвобождаю руки, встаю и вылезаю из платья, словно какая-то умалишенная стриптизерша, голая, за исключением туфель и интимных мест. Сбросив туфли, я пролетаю мимо Алисы и выскакиваю в коридор, после чего врываюсь в ванную.

– Давай за ней! – кричит мама. – Она может опять отключиться!

Я уже нависаю над унитазом, однако, к моему удивлению, меня действительно рвет, когда позади меня появляется Алиса.

– Все нормально? – возбужденно шепчет она и морщится, увидев в унитазе следы рвоты. – Ты себе два пальцы в глотку засунула?

Я молча киваю, вытирая рот тыльной стороной ладони. Алиса приседает на корточки.

– Я и не думала, что ты такая классная лгунья. Если честно, я перепугалась. Мам! – кричит она. – Ее только что вырвало!

Я слышу шаги, и нас с двух сторон обступают мама и Имоджен.

– Поднимите ее. Нам надо во что-нибудь одеть ее до приезда «Скорой». Софи, ты можешь идти? Мы отведем тебя обратно в спальню, хорошо?

Письмо. О нем мне забывать нельзя.

– Все нормально. Я сама могу одеться.