Нет, он сейчас же должен пойти к Лиде и предложить ей уехать вместе с ним к чертовой матери из Москвы, где все ей будет напоминать о Наташе. Тут, в Москве, ничего у них опять не получится. Надо увезти ее отсюда как можно скорее! И там, в Крыму, начать новую жизнь!

* * *

Бессонов долго жал на звонок в дверь квартиры, в которой он прожил лет семь или восемь. Так сразу и не вспомнишь, сколько лет они прожили с Лидой вместе, пока еще Наташка была маленькой.

Это потом, когда она подросла и начала огрызаться и откровенно иронизировать по поводу его службы в ФСБ, все пошло наперекосяк. И чем взрослее становилась Наташа, тем сильнее портилась атмосфера в семье Бессоновых. Да, тогда это была еще его семья…

Капитан начал волноваться, не случилось ли у Лиды сердечного приступа. Он прикидывал, как лучше взломать дверь, когда с той стороны двери послышались сначала шаги, потом звяканье замка.

Лида открыла дверь, но не спешила впускать его в квартиру.

– Поверь, мне очень больно, что так все случилось глупо! – сказал Бессонов, кладя ей руки на плечи. – Такая молодая! Не могу понять, как это все случилось!

Лидия Васильевна слегка повела плечами, освобождаясь о его рук.

– Раз уж пришел, так проходи, – сказала она бесцветным голосом. – В комнату проходи, на кухне не прибрано у меня.

– В комнату так в комнату! – Бессонов не смог скрыть своей радости от того, что Лида пошла с ним на контакт. – Мне с тобой надо поговорить, Лида! Разговор очень серьезный. Надо нам как-то нашу жизнь менять.

– Эх, Бессонов, – возразила Лидия Васильевна. – Как был ты поленом бесчувственным, так и остался. Ничто тебя не изменит.

– Гм, – поперхнулся очередной тирадой Бессонов. – Ты, собственно говоря… Не надо так волноваться. Все в порядке, все нормально…

– Что мне теперь волноваться, – возразила Лида. – Волнуйся, не волнуйся, Наташу уже не вернешь.

– Да, – поддакнул Бессонов. – Это ты права. Не вернешь. Но жить-то надо, верно ведь? Не в петлю же теперь лезть, раз все так получилось…

– А мне в петлю в самый раз, – сказала Лида. – Садись на диван, не мельтеши перед глазами.

– Я, Лида, пришел только потому, что думаю о тебе, о том, как ты будешь жить дальше, – начал опять Бессонов. – Тебе надо уезжать отсюда, из Москвы то есть. Здесь же ты совсем высохнешь! Куда ни посмотри – везде Наташка тебе мерещиться будет. Вот на этом диване, на котором я сижу, она спала, когда мы вместе жили, помнишь? За этим столом уроки делала… А в этом вот углу мы для нее елку ставили, помнишь?

– Помню, Бессонов, помню, – тихо сказала Лида, глядя мимо него. – Помню, что не любил ты ее никогда. Это тоже помню. Что же ты прибежал так сразу, не мог подождать несколько дней, когда хоть похоронят ее?

«Черт! – подумал Бессонов. – Кажется, я и в самом деле поспешил! Но отступать теперь поздно. Надо сейчас с ней поговорить».

– Короче, Лида! – начал он очень серьезно и важно. – У меня есть деньги. Много денег. Я хочу увезти тебя из Москвы. Поедем в Крым, купим домик у моря, там ты забудешь о Москве, обо всей этой мрачной истории…

– О Наташе… – скривились в усмешке ее губы. – Ты это хотел сказать? Я, Бессонов, никогда не забуду, не надейся.

– Ну, не забудешь, и хорошо! – воскликнул он. – Не забудешь, и бог с ней!

«Что-то я не то говорю! – сообразил Бессонов. – Надо менять тему, а то меня совсем не в ту сторону занесет. Она права – терпеть не мог я ее дочь. Но ничего, я научусь это от нее скрывать. Не каждый же день она о ней вспоминать будет…»

– Должен тебе сказать, Лида, – голос его обрел твердость. – Я веду это дело, об убийстве Наташи. Убийцу я еще не поймал, но я знаю, кто ее убил…

– Кто? – Лида посмотрела на него прямо, в глазах ее было требование немедленного ответа.

– Ты смогла бы и сама догадаться, – зло сказал Бессонов. – Кто же, как не этот ее сожитель, к которому она от тебя ушла. Я же говорил тебе, что это такой уголовник, клейма ставить негде. Это его работа! И ей говорил, советовал порвать с ним. Не послушала она меня в свое время, теперь поздно уже.

– Это ты про Костю? – удивленно спросила Лида. – Не может быть! Не мог Костя ее убить! Это не он, я знаю, чувствую, что не он.

– Чувствует она! – воскликнул Бессонов. – Да ему человека ножом проткнуть, как трамвайный билет прокомпостировать! Посмотрела бы ты на его досье! Там такие подвиги расписаны, волосы дыбом встают!

– Это не он! – твердо возразила Бессонову Лидия Васильевна.

– Да как не он? – повысил голос Бессонов. – Кто же, если не он! У него же самый реальный мотив был. Он же как увидел ее с другим мужиком в постели, так и пристрелил обоих, не раздумывая. Такие, как он, сначала стреляют, а уж потом думают – надо было стрелять или нет… Его это работа, его! Голову даю на отсечение!

– Не дорого, видно, ты свою голову ценишь, Бессонов, – вздохнула Лида. – Смотри не потеряй, раз она тебе не дорога.

Бессонов услышал, как щелкнул замок входной двери, и вскочил с места.

– Кто там? Кто? – выкрикнул капитан. – Кто у тебя был?

– Чего ты перепугался-то? – спокойно спросила Лида, не трогаясь с места. – Уже никого.

– На кухне! – сообразил Бессонов. – Вот почему ты меня на кухню не пустила! Кто там был? Кто подслушивал наш разговор?

– Костя заходил, – тихо сказала Лида. – Рассказал, как умерла Наташа. Не он ее убил, не он.

– Панфилов? – крикнул Бессонов. – Он был здесь? И ты мне ничего не сказала? Да почему ты веришь ему больше, чем мне? Он же уголовник, убийца, бандит!

– Он спасти ее хотел, – сказала Лида, не глядя на Бессонова. – Не получилось.

– Он врет! – продолжал кричать Бессонов. – Он все врет! Он сам ее убил!

Лида покачала головой.

– Нет, – сказала она твердо. – Он не мог ее убить. Он Наташу любил. Тебе этого не понять, Бессонов. Ты никого никогда не любил, только себя самого. Из-за этого мы расстались с тобой. И давай не будем ворошить наше прошлое. Между нами Наташа стоит, и никуда она теперь не уйдет с твоей дороги. Не приходи больше. Езжай один в свой Крым, покупай себе домик и живи в нем спокойно. Найдешь себе какую-нибудь женщину, за тебя, с деньгами-то, любая пойдет. А чего тебе еще нужно? Ступай. Не могу я с тобой больше разговаривать. Сердце болит, мочи нет… Как был ты поленом, так и остался. Уходи…

Руки у Бессонова дрожали. Он не знал, как ему выплеснуть свое перехлестывающее через край раздражение… Нет, перед этой женщиной, которая не хочет его слышать, не хочет понимать его слов, он не покажет свою слабость. Он не станет ни кричать, ни бить по столу кулаком.

Даже не запустит в стену чашкой с чаем, хотя ему очень хочется это сделать. Он просто встанет и уйдет. Уйдет, чтобы никогда больше сюда не возвращаться. В конце концов, он теперь не бедный человек, он может найти себе кого угодно, чего он прицепился к этой, откровенно говоря, уже старой и некрасивой женщине?