От испуга Бессонов никак не мог сообразить, что Панфилов не может слышать его мысли, и оправдывался неизвестно перед кем.

– Да мне наплевать, что ты там думаешь, – сказал Константин. – Ты мне не для этого нужен. Ты говорил, что богатый человек теперь? Или мне послышалось?

«Знает! – перепугался Бессонов. – Все о деньгах знает! Не отдам! Пусть убивает, не отдам!»

– Да не трясись ты, не нужны мне твои деньги, – усмехнулся Панфилов. – Мне любопытно узнать, где ты их взял? Почему тебе их отдали?

Бессонов молчал, тупо глядя на Панфилова.

Жиган устало вздохнул.

– Повторяю, деньги мне не нужны, – сказал он. – Меня не интересует, сколько ты получил и за что. Ответь только на один вопрос: кого шантажировал? Вдовушку?

Бессонов осторожно кивнул. Панфилов не такой человек, чтобы пытаться водить его за нос.

– Вопрос второй, – продолжал Константин. – Почему она не послала тебя подальше, а отдала тебе деньги? Что у тебя на нее есть?

«А я знаю почему? – подумал Бессонов. – На пушку ее взял. Но что-то у нее за душой точно есть, иначе не раскошелилась бы».

– Ничего, собственно, особенного, – пробормотал он. – Вчера около дома Наташи человека убили. Вернее сказать, Аркаша Поздеев ему ногу прострелил, ну и тот с крыши свалился…

Панфилов кивнул.

– Так вот у него я нашел вот это… – он полез в карман и достал пакетик с зажигалкой.

Константин взял у него пакет, осмотрел сквозь него вещицу.

– Штучка красноречивая, – сказал он задумчиво. – Вот ее-то я у тебя, пожалуй, конфискую, пригодится.

Бессонов молчал, не в силах возражать. Прислушиваясь к интонациям голоса Панфилова, он начал верить, что деньги тот у него не заберет.

– Теперь так! – объявил Константин. – Деньги твои я не трону, но только в одном случае. Доложишь своему конторскому начальству, что Шульгин был связан…

– Кто-кто? – перебил его Бессонов. – Я не ослышался? Мне показалось…

Панфилов посмотрел на него с сожалением.

– Как тебя только в Конторе держат! – покачал он головой. – Впрочем, дело не мое. Повторяю: Шульгин, тот самый, что с крыши свалился, директор охранного бюро «Цербер», работал на Белоцерковского.

– На кого? – приоткрыл рот Бессонов. – Да ты что, Панфилов! Кто ж мне поверит? Да меня ж сожрут с потрохами. У нас ведь тоже не знаешь порой, кто на кого работает. ГБ к нам много своего народа напихал.

– Это твоя проблема! – отрезал Константин. – Сообразишь сам, кому можно говорить, а кому нельзя. Мне нужно, чтобы Контора заинтересовалась «Цербером» и потрепала немного Глеба Абрамовича, на большее я не рассчитываю. Но это ты для меня сделаешь. Иначе…

Панфилов взял его за лацканы пиджака, приблизил его лицо к своему, немного приподнял, отчего Бессонову пришлось встать на цыпочки.

– Иначе я тебя, поганку, и в Крыму достану, – тихо закончил он.

«Откуда он про Крым знает?» – перепугался Бессонов, совсем забыв, что сам уговаривал Лиду ехать с ним в Крым и жить там в домике у моря.

– Все, прощай, Бессонов! – сказал Панфилов, нажимая кнопку лифта, разблокирующую дверь. – Меня не ищи, не советую. Понадобишься, я тебя сам найду…

Бессонов прислонился к задней стенке лифта, провожая глазами удаляющуюся спину Панфилова. Ноги его не держали, подкашивались. Он заскользил спиной по стене и опустился на корточки. Дверь лифта автоматически закрылась.

«Деньги! – думал Бессонов. – Деньги не тронул! Деньги целы, слава те, господи!»

Снаружи послышались голоса, шум бегущих по лестнице людей. Кто-то ругался громким шепотом.

– Тихо, мать вашу! Рассредоточиться по подъезду, внимания к себе не привлекать, жильцов из квартир не выпускать до моего распоряжения. Что там с лифтом, черт бы его побрал? Приготовиться! Он может быть в лифте! Он нам живой нужен. Все поняли? Если кто его пристрелит – может сразу рапорт на увольнение писать…

Дверь лифта медленно открылась, и сидящий на корточках Бессонов увидел Поздеева с автоматом, нацеленным ему в грудь.

Бессонов машинально поднял над головой руки и пробормотал:

– Не стреляйте, это я, Бессонов!

– Товарищ капитан? – растерялся Поздеев. – Какого хрена?..

Бессонов не ответил и только махнул рукой.

Жиган шел по Москве в самом скверном настроении. Его опять заставляли вступать в драку, участвовать в которой ему совсем не хотелось.

Мимо по Садово-Кудринской проносились автомобили, в каждом из них сидели люди, которым сейчас дела не было до него, Константина Панфилова по кличке Жиган. Но стоит только им сказать, что от него, Кости Панфилова, исходит угроза…

Нет, не их жизни, а их кошельку. Почувствовав такое, каждый из этих людей превратится в его смертельного врага и будет мечтать о том, чтобы разрядить в Панфилова обойму, хотя до этого, может быть, ни разу не держал в руках оружия.

Разве не так? А Сургучев? Он не подтверждение?

А то-то и оно! Деньги, везде одни только деньги, которые управляют людьми и заставляют их совершать те поступки, которые они не смогли бы совершить никогда. Ни ради любимой женщины, ни ради своих детей, ни ради такого понятия, как Родина…

«Хороша Родина! – зло подумал Панфилов. – Расстелилась перед такими уродами, как Белоцерковский, которые уж и не знают, как ею еще и попользоваться. Почему меня это раздражает? Почему мне при слове "Родина", "Россия" хочется плеваться? Потому, что засидели ее как мухи всякие Белоцерковские и Воловики! Потому, что расплодились в ней тараканы вроде Бессонова и его продажных коллег из Конторы, готовых работать на ГБ, лишь бы платил хорошо! Волком выть хочется от такой Родины! Плевать мне на всех на них. Не хочу больше никакой драки, никакой войны! Не хочу никого убивать, не хочу ни от кого бегать и прятаться. Пошли вы все на хрен со своей дракой из-за денег!»

Ему смешно было вспоминать, как они вдвоем с Сашкой Макеевым объявили войну всему московскому криминалу. И нагнали такого страху на бандитов, что те опрометью из столицы бросились кто куда. Только ничего из этого не вышло.

Родина вмешалась, мать бы ее! Они с Сашкой стали главной опасностью для милиции и ФСБ в придачу. Это их, а не криминальных авторитетов стали гонять менты по всей Москве и Подмосковью!

Почему? Кто это может объяснить?

Никто не может, да и не захочет никто ничего объяснять Косте Панфилову в этой жизни.

До чего сам дошел, своей головой, своим нутром, своим сердцем, то и его. А в остальное он не верит и не поверит, наверное, уже никогда.

Вот и сейчас! Страху он, конечно, на Бессонова нагнал. Возможно, тот и в самом деле доложит начальству о предполагаемой связи Глеба Абрамовича Белоцерковского с известным своими связями с криминальным миром агентством «Цербер».