Они вошли в купе и сели друг против друга.

— Я думал, что это вы, но был не совсем уверен, — весело проговорил мужчина.

— Ничего удивительного, — улыбнулась Агнес и откровенно призналась: — Я не часто одеваюсь так, как сегодня.

— О, это платье и жакет такие красивые, разница очень заметна, — откровенно восхитился попутчик. — Для меня всегда оставалось загадкой, почему англичанки отдают предпочтение блеклым тонам, по крайней мере в наших краях. Должно быть, погода влияет. А вы как считаете?

— Полагаю, всему виной недостаток денег.

— Нет-нет, — он протестующе махнул рукой. — Даже когда денег достаточно, выбор их не отличается богатством красок.

— Возможно, вы сравниваете нас с южанками?

— Нет, это не так.

— Тогда, вероятно, имеете в виду иностранок? — сделала она еще одну попытку.

— И снова — нет. К примеру, в Греции женщины в основном одеваются в черное, как, впрочем, и итальянки. Исключение составляет национальная праздничная одежда, ну и, конечно, свадебный наряд.

Вагон резко дернулся, раздался резкий свисток, и паровоз снова размеренно запыхтел.

— Далеко едете? — поинтересовался он.

— До Дарема.

— Какое совпадение, и я туда же. У вас в Дареме друзья?

— Я еду к маминой кузине. В последний раз мы виделись, когда мне было двенадцать. Не знаю, узнаем ли теперь друг друга?

— Уверен, она будет рада вас видеть.

— Хотелось бы в это верить.

Агнес откинулась на спинку диванчика, мужчина последовал ее примеру, продолжая с улыбкой смотреть на девушку. Она повернула голову к окну. Некоторое время оба молчали.

— Вы знаете, — заговорил попутчик, — в нашей встрече есть нечто необычное, потому что только сегодня утром я вспоминал вас, когда получил письмо от сестры. Вы ее знаете, мы вместе заходили к вам в магазин.

— Да-да, помню.

— У нее недавно родился ребенок. Это уже четвертый. Как выразилась сестра: «У меня появился еще один любитель сахарных мышат». Мы очень хорошо провели тот день в Ньюкасле и так удачно зашли к вам в магазин. А вечером дома от души повеселились, когда наши братья, словно дети, набросились на конфеты. А после плотного рождественского ужина мой брат Генри утащил с елки одну из мышек, которых сестра развесила для детей. Он проглотил ее с видом, совсем не подобающим духовному лицу.

— Представляю, как вам было весело.

Агнес окончательно убедилась, что этот мужчина не из простой семьи и что он принадлежит другому кругу. Она лишь не знала его имени и где он живет.

Мужчина словно угадал ее мысли.

— Я знаю, вы из семьи Конвей, я прочитал это на вывеске, — сказал он, подвигаясь к краю сиденья и широко разводя руками. — Но ваше имя мне неизвестно. А вам — мое. Так вот, меня зовут Чарльз Фарье.

— А меня — Агнес Конвей.

— У моих родителей два сына, дочь, правда, теперь она замужем, и у нее своя семья. Как я уже говорил, один мой брат — священнослужитель, другой — офицер. А я, можно сказать, писатель. Только мои сочинения представляют довольно узкий интерес. Я увлекаюсь старинными зданиями и вообще строениями с давней и занимательной историей. Собираю материал, а потом пишу очерк и отдаю в газету или журнал. Сейчас работаю над книгой. Вначале шли описания Флоренции, затем Парижа, Рима, но вскоре я понял, что об этих местах и без меня уже написано более чем достаточно и чаще всего гораздо талантливее. Теперь я занимаюсь исключительно Англией, и вы представляете?.. — умолкнув, он покачал головой, словно сам не верил своим словам. — В нашем Ньюкасле оказалось немало интересных архитектурных сооружений. Вам, конечно, это известно лучше, ведь вы же здесь живете… Сейчас я усердно обследую Ньюкасл и Дарем, потом думаю обратиться к Оксфорду и Кембриджу, и, конечно, нельзя обойти вниманием Лондон.

Агнес внимательно смотрела на мужчину. Он говорил с ней, будто она настоящая леди. И могла разбираться в разных тонкостях, как миссис Бреттон-Фосет, месяцами жившая в Лондоне, ездившая на бега в дорогих шляпках, расплачиваясь за них своими, пусть дорогими, но все же обносками. Однако именно эти обноски неузнаваемо преображали надевавшую их женщину, давая ей почувствовать себя дамой из высшего общества. И у окружающих создавалось впечатление, что это именно так и есть. Но ведь этот молодой человек не находился в плену иллюзий. Он знал, что Агнес работает в магазине продавщицей. Но почему ее так задевает это слово? А как же сестры Кардингс? Они ведь тоже стояли за прилавком, эти добрые, отзывчивые, заботливые женщины… Мысли Агнес снова вернулись к Чарльзу Фарье. Почему он разговаривает с ней как с равной, хотя и знает, кем она работает?

— Что с вами, вам нехорошо?

Чарльз теперь сидел рядом с Агнес и держал ее за руку, а она так глубоко погрузилась в свои мысли, что не заметила, как он пересел. Что с ней опять такое? Неужели снова обморок? Но такое случалось крайне редко. Что же тогда на нее нашло? На какое-то мгновение у Агнес появилось странное, необъяснимое чувство, ей захотелось расплакаться.

— У вас неприятности? — мягко спросил мужчина.

— Нет, не у меня… а у сестры. — Девушка повернулась к нему, часто мигая, стараясь смахнуть непрошеные слезы.

Господи! Зачем она говорит об этом чужому, незнакомому человеку? Хотя он не был совсем уж незнакомым. Чтобы повидать ее, не раз заходил в магазин, но не заставал ее. Потом, в тот вечер, несколько дней назад, приветливо заговорил с ней, и чувствовалось, что ему хочется поддержать знакомство. Вот и теперь в его голосе было заметно дружеское участие.

— Могу я вам чем-нибудь помочь?

— Нет-нет, спасибо. Никто не сможет что-либо изменить. Беда уже случилась.

— Ваша сестра больна?

— Нет, но у нее очень серьезные неприятности.

— О! — воскликнул Чарльз, как будто понял в чем суть дела. Возможно, так оно и было, — думала Агнес. Ведь рядом с ней сидел человек светский, умный, немало путешествовавший и многое узнавший.

— Я еду к этой, по сути, незнакомой мне тете, надеюсь, что она согласится помочь, — позволила себе некоторое откровение Агнес. — Других родственников, кроме нее, у нас нет.

— Надеюсь, ваша миссия окажется удачной. Я уверен, тетушка вам не откажет, когда вы ей обо всем расскажете.

Агнес только теперь осознала, что он продолжает держать ее за руку, и осторожно высвободила ладонь.

— Скоро приедем, — взглянув в окно, заметил Чарльз и продолжил, снова склоняясь к ней: — Вероятно, вы не можете точно сказать, насколько затянется ваш визит к родственнице. Кстати, который сейчас час? Так, четверть третьего, — уточнил он, бросив взгляд на часы. — В четыре я встречаюсь с братом, с тем, что служит в армии. Он очень порядочный, умный и интересный человек, блестящий офицер. Мы вместе пьем чай в четыре. У брата кое-какие дела в городе и у меня тоже: хочу поближе познакомиться с часовней Спасителя в соборе. Как я уже сказал, мы договорились встретиться в четыре. Быть может, вы присоединитесь к нам?