трудную минуту немного заносит. У меня еще тут в кабинете вышла стычка, так что… – Он склонился поближе к собеседнику: – Как только найду время, попробую поискать в счетах и церковных книгах сведения о том, что происходило с этим порталом. Но порядок в архиве не ахти какой. Боюсь, навряд ли что найду.

Они молча продолжили трапезу. Швейгорд предложил Герхарду доесть оставшийся на блюде горошек и спросил:

– Может, за ужином будем говорить по-немецки и по-норвежски попеременно? Ведь нам обоим это будет полезно?

– Превосходно.

– Должен признаться, Шёнауэр, оказавшись в этом месте, я все время надеялся, что сюда приедет какой-нибудь образованный человек, с которым можно будет за трапезой делиться знаниями и мнениями.

– Понимаю.

– Вот, позвольте, я налью вам.

– Спасибо. Гм… Sehr gut[3].

– Вы даже не подозреваете, насколько вы правы! Это пиво и называется «Доброе». Его привозят из лиллехаммерской пивоварни. Этот сорт вкуснее того, что мы называем повседневным.

Когда выскочила пробка из пятой бутылки, Кай Швейгорд, подливая в стаканы, сказал:

– Я в своем служении чувствовал себя здесь довольно одиноким. Снос церкви затронет чувства многих. Хорошо, что теперь нас двое.

– Aгa, – засмеялся Шёнауэр, – вам нужен был еще один заговорщик? Соучастник? Что ж, я готов!

Швейгорд снова поднял стакан. Шёнауэр спросил по-немецки:

– Вы ведь собираетесь строить новую церковь. Можно задать вам один странный вопрос? Из чего будут сделаны дверные ручки?

Кай Швейгорд улыбнулся:

– Я понятия не имею. Вероятно, из кованого железа.

– Не из латуни?

– Нет – с чего бы на это тратить латунь?

– Видите ли, она обладает свойством предупреждать болезни. Противостоять бациллам. О них совсем недавно узнали. Немецкие металлурги полагают, что, когда рука касается латуни, возникает слабый электрический разряд. Он и убивает эти бациллы. Чтобы болезнь не распространялась там, где собирается сразу много людей.

Кай Швейгорд просветлел:

– Невероятно! Это ровно то, что я пытался найти. Я полагаю, что болезнь распространяется, когда люди кашляют, прикрыв рот ладонью, а потом здороваются за руку; они так всегда делают, встречаясь у церкви. Я распоряжусь, чтобы все ручки и перила сделали из латуни!

Отпив из стакана, Кай Швейгорд сказал, что на него произвела впечатление мерная лента Шёнауэра.

– Да, она изготовлена из тонкого, но плотного холста, какой производят в специальной ткацкой мастерской Лейпцига. Ткань не тянется. А длина ленты – сто саксонских футов.

– Саксонских футов? Но разве в Германии не ввели метрическую систему? А вообще неудобно, конечно, что фут футу рознь. Что его длина варьируется от места к месту. В Норвегии мы перешли на метрические единицы несколько лет назад. Должен сказать, идея ввести международную систему мне очень импонирует.

– Да, в Германской империи тоже перешли на новую систему, – сказал Шёнауэр, – но те, кто меня сюда отправлял, настаивают на использовании традиционных мер длины. Многие считают, что метрическая система не вполне годится для строительных работ. Размеры в дюймах лучше гармонируют с искусством и столярным делом, поскольку тут приходится оперировать целыми единицами, половинками и третями, вспомните хотя бы золотое сечение. В прежние времена в случае расхождений относительно саксонской меры длины прибегали к специально разработанной процедуре.

– О? Ну-ка, расскажите!

– Четыре доверенных человека, не знакомые друг с другом, должны были по приказу короля встретиться в субботу, за ночь добраться до какой-нибудь случайно выбранной кирхи и ждать окончания утренней службы. Когда после окончания службы из кирхи повалит народ, нужно было отвести в сторону шестнадцать взрослых мужчин, вышедших первыми, попросить их снять правый башмак и поставить эти башмаки гуськом один за другим, пятка к мыску, в том же порядке, в каком мужчины покидали кирху. Потом вдоль всего ряда башмаков выкладывалась тонкая бечевка. Бечевку обрезали и доставляли королю. Ее надлежало сложить пять раз, и получившаяся таким образом шестнадцатая часть становилась новым эталоном фута. Совершенная средняя величина; на ее размер не могли повлиять ничьи интересы. Хитро придумано?

– Невероятно хитро! И разумно.

Когда была опорожнена еще одна бутылка «Доброго» пива, Швейгорд позвонил старшей горничной и попросил подать кофе. Потом Герхард отправился к себе, держа в руках раскачивающуюся масляную лампу. Вечером подморозило, и Швейгорд одолжил Герхарду трость, чтобы тот не поскользнулся. Герхард согнулся, изображая дряхлого старика, и Швейгорд рассмеялся.

Но в глубине души Герхард не мог до конца разобраться в настрое пастора, вручившего ему также ключ от церкви – здоровенную железяку, затертую до блеска и весившую как револьвер. И таким же веским тоном пастор наказал Герхарду во время похорон держаться от церкви подальше. Возражение Герхарда, что вообще-то это его обязанность – рисовать церковь, пробило брешь в поверхностном слое, которым Кай Швейгорд был обращен к внешнему миру. Под ним проступили присущие ему резкость и непримиримость, а уж их никакая латунь не возьмет.

Однажды принесли волка

– Тута пришли с этими самыми, как их, с когтями и шкурами, и денег просют.

В дверях возникла старшая горничная Брессум. Кай Швейгорд закончил фразу и поднял на нее глаза. «С этими самыми». Это выраженьице раздражало его больше всего. Почему нельзя просто называть вещи своими именами. Обязательно как-то со стороны, исподволь. «Не было в лавке этого самого, как его у вас по-благородному называют, солодового шоколаду». «Посыпать ли господину пастору кашу этой самой, как ее, корицей?»

– Я прекрасно знаю, что они должны были прийти, – сказал Кай Швейгорд, чувствуя, что начинает болеть голова. – Попроси их подождать до двенадцати часов.

– Нету у их этих самых, часов.

– И что? В коридоре стоят напольные часы – а, да ладно. Кто там первый?

– А не старшой брат Эвенсена, что арендует у Линдвика, а следующий. Его вроде Коре кличут, не припомню. А нет, Карстен.

– Ладно, ладно. В общем, пусть подождет.

Пастор пересчитал деньги, хранившиеся в серой жестяной коробке. На столе стояли прислоненные к чернильнице карманные часы. Как ему всегда не хотелось встречаться с деревенскими охотниками! Он один против них. Эти косые взгляды. Эти неискренние улыбки.

Повадки карточных шулеров. Запах пота и леса. Сегодня всего этого много будет. Из-за смены погоды на горных тропах образовался наст, и Швейгорд знал, что местные, достав капканы и ловушки, один за другим отправились на охоту.

Теперь он уже лучше разбирался в обоснованности их запросов, но только Астрид умела полностью развеять его сомнения. Только она могла решительно заявить, что это шкура не росомахи, а черной овцы. Только она умела, фыркнув, опознать когти петуха.

Взяв в руку карандаш, пастор составил список дел на неделю. Вышло две страницы.

Еще одна