Приготовившись записывать, Швейгорд спросил:

– Карстен? Так тебя зовут?

– Кнут, вообще-то.

Швейгорд кивнул, сделал запись в книге и поднял глаза на парня:

– Дай-ка когти, посмотрю поближе.

Бросив на стол две пары лап с черными когтями, парень уставился в потолок.

Каркун, подумал Кай Швейгорд.

– Это то же, что ворон? Что-то маленькие они, а? – спросил он.

– Ну, молодые, – сказал Эвенсен.

– Молодые птицы так рано по весне? А перьев из крыла ты не принес?

– Не-а, лапы отрезал тока, а остальную дребедень всю повыбросил, – сказал охотник.

Кай Швейгорд встал.

– И каркун, и волк, и росомаха – создания Божьи. Но из-за таких, как они, происходит путаница при толковании Закона Моисея. Слышал о таком?

Парень наклонил голову – то ли да, то ли нет, не разберешь.

– Ты ведь конфирмован? – спросил Кай Швейгорд.

Эвенсен кивнул.

– Плодитесь и размножайтесь и населяйте землю, – сказал Кай Швейгорд. – Это про людей сказано. Не про воронов.

Проконсультировавшись с таблицей ленсмана, он заплатил сыну арендатора за двух воронов. Лапы с когтями он убрал в нижний ящик письменного стола.

Следующим оказался взрослый мужчина. Этот принес пару лап с желтоватыми когтями.

– Орел, – только и произнес он. Порылся в мешке и вытащил здоровенную голову хищной птицы с мощным клювом и бурое крыло.

Кай Швейгорд взял крыло большим и указательным пальцами. Оно было поломано, перья взъерошены. Должно быть, прежде чем испустить дух, орел часами висел головой вниз и бил крыльями, не одну сотню раз хлопнув ими. Теперь убийца принес его останки сюда, к представителю Господа в Бутангене, чтобы получить вознаграждение. Швейгорду с самого начала принятые здесь способы умерщвления казались отвратительными. Обычно использовались ловушки, в которых звери и птицы погибали от голода еще до того, как придет охотник. Орлов и ястребов ловили, поставив в горах высокие столбы с захлопывающейся ловушкой наверху; хищные птицы садились туда, поскольку сверху было далеко видно.

Швейгорд закрывал на это глаза. Люди здесь умирали такой же мучительной и медленной смертью, как и животные. Швейгорд собрался было заплатить, но вдруг сообразил: что-то когти подозрительно малы. Да и голова орла сильно усохла. Вроде другой охотник показывал ему похожую голову пару недель назад?

Швейгорд окинул мужика взглядом. Рукава куртки коротки; двух передних зубов не хватает.

– Ладно, – сказал Кай Швейгорд, швырнул когти в ящик и открыл шкатулку с деньгами.

Следующий добытчик явился из Рёэна со шкурой волчонка.

– Волк? – спросил Кай Швейгорд. – Поздравляю!

Взяв шкуру в руки, он запустил пятерню в мех и провел ладонью против шерсти, потом потер мех в пальцах, как ему показывала Астрид, и отошел к окну. Наморщил лоб.

– Гм… – сказал Швейгорд. – Говоришь, волк, так?

– Ну да, это волк.

– Только вот сдается мне, Рёэн, что это скорее песец. Белый песец. И премия за отстрел песца четыре кроны, а не двадцать, как за волка.

– О…

– Зато одна и та же сумма за молодых и за взрослых животных. Жизнь им дана для одного и того же. Утешайтесь этим.

– Да я когда его уложил, думал, это волк, – сказал Рёэн.

– Нет, песец. Мех короткий. И мягкий.

– А, так разницу-то и не увидеть, пока они еще малые. Значится, не волк?

– Увы, нет. И вот еще что, Рёэн, – сказал Кай Швейгорд, показывая на свой письменный стол. – Видите эту книгу записей?

– Дa. Вижу.

– В этом журнале я веду учет выплаченным премиям. А смотрю я на эту шкуру сейчас и кое-что припоминаю. Вот эти пятнышки – вот здесь, видите? Они ровно на том же месте, что и на шкуре, за которую я выплатил премию Яну Брендену. Он получил как за волка, но теперь я понимаю, что ошибся. Вы тут ничего не путаете? Это не из одного ли помета песцы? Где он вам попался-то, говорите?

– Да в горах, возле Эверли-Хёгда.

– Угу, понятно. Ладно, Рёэн. На этот раз сделаю вид, что поверил. Могли же они быть из одного помета. Я обычно срезаю два когтя с лапы как свидетельство уплаты премии, но господин Бренден сказал, что выкидывает лапы, сняв шкуру. Вижу, вы сделали так же.

– Э… ну… Да, лапы выкинул, да.

– Здесь что – традиция такая у здешних охотников?

– Ну да. Мы тута так делаем, да.

– Ладно, а теперь слушайте внимательно, Рёэн, – сказал Кай Швейгорд, положив шкуру на письменный стол. – Видите это клеймо? Крест показывает, что оно поставлено представителем церкви. Я его макну в красные чернила – вот так, а теперь прижму к шкуре. И теперь всегда так буду поступать. Мне удалось заполучить чернила, в состав которых входит сильная дубильная кислота, так что оттиск не смоется, даже если вам случится промокнуть под дождем.

– А… ну так… ага.

– Теперь можно не опасаться, что шкура намокнет и ее перепутают с другой, за которую премия уже выплачена.

– Не, понял, не.

– Вот ваша премия, господин Рёэн. Поздравляю. Дать вам кожаный мешочек, чтобы сложить монеты?

– В бумажнике свободного места полно; а так спасибо, господин пастор.

– Мы ведь увидимся в воскресенье в церкви, да? Всей семьей придете?

– Можем и прийти.

– Господин Рёэн! Скажите, можете или хотите?

– Ну… Ладно. Хотим, стало быть.

– Тогда до встречи в воскресенье. Счастливого пути домой. Деньги расходуйте с умом. Привет семье.

* * *

А потом Швейгорд рухнул на стул возле стола, на поверхности которого остались клочки пуха и меха. Совершенно ясно, что шкура была та же самая, то есть он дважды заплатил за одного и того же песца, причем в первый раз как за волка. Ну, сделанного не воротишь. Мужик худющий, детишки тоже наверняка тощие. Деньги на выплату премий за отстрел поступали из бюджета провинции; главное – отчитаться за них. Справедливый порядок. Бедняки получают какой-никакой доход; желающие нажиться за счет храма Господня получают от ворот поворот. Тут поможет клеймо. Но ведь наверняка притащат ему когти птицы, которой он отродясь не видал. Придумают новый способ обмана.

У кого просить совета? Понятно у кого.

Не стоит кривить душой, подумал он. Ведь не забылось, не перестало бередить сердце? Капелька пота, блеснувшая у нее на лбу; колыхание полотна скатерти; дрожь внизу живота при виде трепещущей ямочки у нее на горле.

* * *

Ты не кастрированный монах, сказал он себе. И не должен им быть. Для пасторского служения нужны жена и дети. К тому же она сильный человек. С живым умом, сильной волей. И эта воля направлена на то же, на что и у него, – она стремится