Дочитав пророчество, Рехавам лучезарно улыбнулся, а Хофи фыркнул негодующе.

– Согласен! – глумливо ухмыльнулся он. – Так и назовем операцию – «Машиах»![32] Ты не против?

– Нисколько, – ответил Алон. Вспомнил про закладку на старой мельнице и залучился. Выходит, он – первый из смертных, кто преподнес дары предвечному!

Среда, 11 сентября 1974 года, утро.

Первомайск, улица Чкалова

Английский шел первым уроком, а я мало того, что не выспался толком, еще и явился в класс спозаранку – вторым после «Тимоши», известного «жаворонка». Зиночка даже зимой вставала в шесть утра и бегала минут тридцать по холоду, здоровья ради. Я бы на такой подвиг не решился – поспать люблю.

А вчера как раз с видеомонитором закончил – собрал дисплей из того, что было. Ничего так, нормально выдает – двадцать пять строк по шестьдесят четыре символа. Уже что-то!

Зевнул, едва не вывихнув челюсть. Ух я и соня…

– Надо было пробежаться, – посоветовала Зина, – сразу тонус на весь день!

– Мне б твою силу воли… – вздохнул я.

«Тимоша» рассмеялась.

«Куплю на перемене не чай, а кофе, – подумал сонно. – Два кофе…»

И пристроился дремать на стуле, вяло отвечая на приветы. В школе я более-менее освоился, играю одноклассника в долгом-долгом сериале, притворяюсь своим. Внедрился как нелегал.

Бывает просто скучно общаться, поддерживать отношения, но я все чаще ловлю себя на том, что моя игра заходит порой за грань, продолжаясь обычной жизнью школьника, а она для меня, эта жизнь, интересна уже тем одним, что я просто не в состоянии быть как все. Я взрослый человек, и этим все сказано.

Ни один учитель не способен полностью погрузиться в ученическую среду, он всегда будет отмечен клеймом старшего. Взрослому не дано увидеть изнутри мир шестнадцатилетних, ему не доверят секреты, известные любому школьнику, а я живу в этом мире, гляжу на него глазами юноши, как через амбразуру, и никому даже в голову не придет, что я не тот, за кого себя выдаю.

Правда, я почти не обманываю свой «ближний круг» – Жеку, Изю, Паху, Дюху, Алю, Машу, но не зря же я с детства дружу именно с ними – это личности. Едва осознавшие себя, растущие, но личности. У них возникают собственные, а не заимствованные мысли, идеи, суждения. Да, мои друзья детства грешат максимализмом, подчас нетерпимостью, но это куда честнее взрослой политкорректности.

Однако самое, на мой взгляд, приятное в моей «инфильтрации в юность» заключается не в том, что я знаю гораздо больше моих школьных друзей и понимаю куда лучше их, а в моем отношении к ним, в реагировании на слова и поступки.

Я же помню прекрасно, как краснел и терял навыки речи при встрече с красивыми девчонками. Да я боялся даже их взгляда! Посмотрит на меня та же Сулима – и я каменею, будто угодил под мертвящий взор василиска.

Организм, правда, и сейчас меня подводит, то и дело румянец вспыхивает на пухлых, как у хомяка, щечках, но от скованности я освободился. Ну, почти…

А какая в школе великолепная энергетика! Даже учителя ею подпитываются, а я просто купаюсь в ней с утра до вечера, заряжаюсь бешеной, сумасбродной, бурлящей энергией юности! В школе никогда не наступает тишины, разве что ночью. С утра тут стоит гомон и гвалт, обиды и слезы прямо соседствуют с радостью и смехом. Тут не ходят, а бегают, скачут, носятся как угорелые, а порой разгораются и вовсе шекспировские страсти.

И мне эта жизнь нравится! Сперва я полагал, что школа станет мне идеальным прикрытием – так, в принципе, и вышло, но ныне, хотя учусь всего вторую неделю, я ловлю кайф от уроков, переменок и даже от классных часов. Вжился в роль.

…По рекреации разнесся резкий звонок, и тут же, словно дождавшись этого сигнала, в класс шагнула «англичанка», довольно симпатичная женщина лет сорока, носившая прическу времен 20-х годов и больше всего походившая на Мэри Поппинс. Не на ту, что пела и плясала в мюзикле, а на оригинал – высокую брюнетку с короткой прической, няню-волшебницу в лондонской семье, очень строгую с виду – и хорошо скрывающую доброе сердце.

Звали учительницу Марией Ипполитовной Поповой – понятно, какое прозвище к ней пристало…

«Мэри Поппинс» прошла к столу, сухо поздоровалась и оглядела класс.

– На прошлой неделе вам было задано… что? – начала она.

– Составить топик… – неуверенно проговорила Маша Шевелёва с первой парты.

– Правильно. О чем? Сосницкий!

– Чего-то про Англию… – привстал Сосна.

По классу прокатились смешки.

– Вот и расскажи нам «чего-то про Англию».

Сосницкий, с несчастным видом уставясь в парту, куда его сосед подпихивал учебник, стал бубнить про Лондон, мучительно связывая отдельные слова в совершенно безграмотные конструкции.

– Sit down, please. Гарин!

Я далеко не сразу понял, что вызывают меня.

– Да, Мария Ипполитовна!

Под общий смех «Мэри Поппинс» предложила мне порадовать класс своим топиком. И я порадовал:

– Great Britain, which is also known as the United Kingdom, is one of the leading developed countries of the capitalist world. Geographically the British Isles are made up of two large islands off the northwest corner of Europe. The rivers of Great Britain cannot be compared in size with those of the continent. But the largest, the Thames, is deep enough to let sea ships reach the London docks…

– Sit down, – прервала меня Мэри Поппинс. – Five!

Я сел под оживленные перешептывания, и только тут до меня дошло, что чуть не спалился – перестал контролировать себя из-за недосыпа. Бойко так чесал, с хорошим произношением, рефлекторно соблюдая интонационные особенности и мелодику «инглиша». Не сказать, что английский я знал на «отлично», просто инженеру-программисту совершенно необходимо понимать язык Марка Твена и говорить на нем, иначе отстанешь, но в девятом классе обычной школы, безо всяких уклонов в иностранщину, мои навыки чересчур выделялись на общем, весьма среднем фоне.

Инна, улучив момент, когда учительница взялась пытать Костю Куракина в первом ряду, обернулась ко мне.

– Ты где это так навострился? – спросила она шепотом.

Я с удовольствием рассматривал Инкино лицо – безупречный овал, на котором выделялись голубые глазищи под разлетом ресниц и губы волнующего очерка, контрастно сочетавшиеся с чисто дитячьей шелковистостью щек. Натуральная блондинка – и прехорошенькая, Дворская взяла себе за правило не нарушать школьные каноны скромности – никаких причесок в классе, лишь толстая, нетуго заплетенная коса, кончик которой девушка любила теребить – вот как сейчас.

– Ничего особенного, – улыбнулся я. – Целое лето прошло, а у меня хорошая память.