– Ну что, готов погусарствовать, Владимир Дмитриевич? – спросил он, распространяя вокруг себя ароматы хорошего одеколона и алкоголя.

– Готов. А ты уже начал, я смотрю, – ответил я.

– День рождения, сам понимаешь. То с одними, то с другими отметишь, – врал Мелентьев.

Мне показалось, что в глазах его я увидел какое-то беспокойство и напряжение. – Ну, помчались?

К ресторану мы подъехали на такси. Мой коллега щедро расплатился с водителем, причем так, чтобы я видел, сколько он оставил на чай. У меня возникло ощущение, что он решил поразить меня своей щедростью. Возле дверей ресторана стояла толпа. Уверенно пробираясь ко входу, Мелентьев бросил мне через плечо:

– Половина Ленинграда ходит в джинсах «Голубой доллар». Мечта любого питерского фарцовщика.

На многих в толпе действительно были штаны с изображением знака доллара, и это явно поднимало их обладателей в собственных глазах. Швейцар беспрекословно пропустил нас внутрь. Мелентьев задержался, чтобы о чем-то переговорить с ним. Я сел за указанный метрдотелем столик. Скоро ко мне присоединился Мелентьев. А еще через несколько минут стол был накрыт и рядом с нами сидели две девицы. Мелентьев представил их как старых знакомых, которых случайно встретил у входа. Девицы профессионально щебетали ни о чем. А я, глядя на Мелентьева, думал: неужели таким вот образом он решил купить мое расположение. Мы выпивали и закусывали. Девицы стали вести себя очень откровенно. Моя подруга отдавила мне ногу своей туфелькой, а потом и вовсе положила руку на мое бедро и все свои глупости шептала исключительно мне на ухо. Мелентьев делал вид, что деликатно не обращает внимания на эти игры. Он несколько раз куда-то уходил и возвращался. Когда он вернулся к столу в последний раз, моя подруга потащила меня танцевать, танец был медленный и, мягко говоря, зажигательный с ее стороны. И тут кто-то похлопал меня по плечу, я обернулся.

– Старик, ты не прав, – передо мной стоял крепкий молодой человек. – Эта девушка со мной.

– Неправда, не с ним я, – запищала девица. – Не отдавай меня ему. Пошел вон!

Неожиданно она влепила парню звонкую оплеуху. А тот, не мудрствуя лукаво, врезал ей. Девушка упала и захныкала. Народ вокруг возмущенно зашумел. Парень стоял в стойке, явно и не без оснований рассчитывая на мои ответные действия. Я оглянулся. Мелентьев, отвернувшись, беседовал со своей дамой. А через дверь я увидел милиционеров, которые маялись у входа. Я понял, что недооценил Мелентьева. Он решил впутать меня в скандал.

Офицер устраивает мордобой в кабаке, защищая сомнительную честь особы известного поведения.

Парень ждал начала драки. Но я отвернулся и быстро пошел к двери. Прежде чем он успел понять, в чем дело, я уже на глазах у милиционеров спокойно покинул ресторан.

На следующий день Мелентьев долго извинялся передо мной. Сетовал на мой ранний уход. Сказал, что не имел понятия о том, что все так обернется. Я сделал вид, что поверил ему, для убедительности даже попросил у него телефон своей новой знакомой из ресторана. Но, видимо, не убедил старшего лейтенанта в своей лояльности. В чем скоро имел возможность убедиться. Наверное, через неделю после нашего разговора я вернулся из инспекционной поездки в одну из далеких частей. Вернулся я раньше положенного срока и, подходя к двери своего кабинета, нашел ее приоткрытой. Внутри звучали голоса. Разговаривали двое. Мелентьев и еще один человек, его голос я распознал чуть позже, уже вслушиваясь в их речи.

– Стало трудно работать. Он все время путается под ногами.

– Не бзди. Убрать его, может, и понадобится… Причем, если понадобится, то сделать это надо будет срочно, – это говорил Мелентьев. – Как там наши морячки?

– В порядке. Доставили. Пятьдесят пар. – В голосе майора, теперь я узнал его, слышался восторг. – Еще пятьдесят на подходе.

– Маловато. Ну ладно. Десятком придется пожертвовать.

– Для чего? Это ж три тысячи рублей почти! Может, как-то иначе…

– Сделай иначе! Они с этим Катышевым как близнецы. Не договоришься никак.

– Как это… Хрустальная честность? – И он жутко выматерился.

– Ладно, – продолжал Мелентьев. – Все нужно сделать в ближайшие дни. До того, как прибудет вторая половина. Чтоб спокойно работать. Я считаю, что это, конечно, грубовато будет, зато вполне надежно.

Кто– то из них подошел к двери. Я отступил на шаг. Дверь закрылась. Я решил немедленно отправиться с рапортом к генералу Артемьеву. По счастью, он оказался на месте и немедленно меня принял. А через два дня, когда мы с Мелентьевым сидели в кабинете, в дверь без стука вошли несколько коллег-особистов. Их лица были суровы и непроницаемы. Пожав руку Мелентьеву, один из них повернулся ко мне:

– Старший лейтенант Коробков, дайте ключи от вашего стола.

– У меня нет ключей. – Я поднялся со стула, в упор глядя на Мелентьева.

– Да что ты, Володя? – Он улыбался мне в лицо. – Ты забыл просто. Они же у тебя в плаще.

Особист кивнул приятелю, тот шагнул к вешалке.

– По-моему, в правом кармане, – в голосе моего коллеги слышались нотки торжества.

Достали ключи, открыли ящики. В каждом из них лежало по нескольку пар американских джинсов «Голубой доллар».

– Вызовите майора Рожина, – сказал старший своему коллеге и посмотрел на меня: – Как вы это объясните, Коробков?

Я пожал плечами, наблюдая за Мелентьевым. Интересно было знать, станет он разоблачать меня или просто промолчит. Пока молчал, изображая на лице крайнюю степень удивления от увиденного. Майор Рожин влетел в кабинет и остановился. Актером он был никудышным, поэтому залопотал что-то об офицерской чести, о том, что штаб – это не место. Но все это как-то вяло, неубедительно, скосив глаза в сторону.

– Что тут происходит? – В кабинет вошел генерал Артемьев. Особисты вытянулись в струнку, старший доложил. Генерал отозвал его в коридор. Я видел, как беспокойно переглянулись Рожин и Мелентьев. А через минуту их обоих вели по коридору штаба.

Так закончилось мое первое столкновение с Мелентьевым. А заодно, кажется, и время нашего свидания с вами, господин адвокат.

Гордеев словно очнулся, услышав этот голос и звук открываемой двери комнаты. Коробков уже стоял, с улыбкой глядя на своего защитника.

– Вы умеете слушать, Юрий Петрович.

– А вы рассказывать, – Гордеев помотал головой. – Я вынужден буду побеспокоить вас еще раз.

Коробков пожал плечами и направился к двери.

– А что с Катышевым? – спросил адвокат напоследок.

– Ничего. Его вернули в войска. Но он скоро уволился. Просто понизили в звании и перевели от нас.

Дверь комнаты осталась открытой, по коридору застучали гулкие шаги.

Петр Александрович Демьянов посмотрел на часы. Уже два часа, как он плутает по лесу и не может выбраться. Как же он оказался в этой непролазной чаще? Просто удивительно, ведь еще мальчишкой он исходил в этом лесу все тропинки, мог с закрытыми глазами на память сказать точное количество шагов до ближайшего родника, поляны, до секретного шалаша. Петр Александрович был уверен, что нет здесь места, которого он бы не знал. А вот, поди ж ты, какой-то заколдованный лес. Как будто и люди сюда никогда не заходили: ни одной приметы цивилизации. Нет ни пластиковых бутылок, ни консервных банок, ни углей от костра – ничего. Только темные разлапистые елки и бурелом под ногами. Даже шестилетняя овчарка Морис – любимец всей семьи – уже не бежит радостно впереди, а уныло плетется чуть поодаль хозяина, изредка вопросительно поглядывая на него, как бы говоря: «Ну и куда мы с тобой забрались, Петр Александрович? Пора бы уже к дому заворачивать – время обеда скоро».