В полдень подали приготовленный на скорую руку обед, и Лизбет наконец-то на несколько минут получила Родни в свое распоряжение. Никто из них не заметил толком, что ел. Родни, кажется, совсем перестал досадовать на ее присутствие. Он разговаривал с Лизбет так непринужденно, словно они вновь оказались в Камфилде. Он даже поведал ей о некоторых деталях ночной вылазки.

— Индеец прокрался в деревню, чтобы разузнать последние новости, а потом вернулся к тому месту, где я прятался, — говорил Родни. — Он сказал, что руль на «Святой Перпетуе» отремонтирован и что на заре корабль отчалит. Но вечером на берегу испанцы собираются устроить пир. Туземцам велено зарезать полдюжины буйволов и двенадцать откормленных поросят. Индейцы бурно негодовали, но сын вождя дал им денег, так что и буйволы, и поросята будут доставлены на берег вместе с бочонками местного вина.

— Что это за вино? — поинтересовалась Лизбет.

— Очень крепкое и сильнодействующее. Его готовят из перебродившего сока пальм с длинными, до двадцати футов листьями и большими золотистыми соцветиями высотой в три фута. Испанцы затащили на корабль несколько бочек, но большую часть запасов индейцам удалось припрятать.

Наш индеец привел повидаться со мной своего отца, вождя племени. Я отдал ему на эту пирушку все бывшие при мне деньги. Вот удивятся испанцы щедрости индейцев! А пока они будут пировать…

Лизбет даже задрожала от волнения, и Родни многозначительно кивнул.

— В том-то вся штука. Мы нападем, пока они пируют! — Он забарабанил пальцами по столу какой-то зверский ритм. Эта привычка помогала ему сосредоточиться. — Я хочу насколько возможно сократить число жертв, я не могу позволить себе терять людей, ведь нам придется вести сразу два корабля.

— Не бойтесь, — тихо произнесла Лизбет. — Галион будет ваш, я уверена.

Он улыбнулся.

— Как-то вы уже предсказали мне удачу, — напомнил он. — А вчера все-таки упрекнули в трусости…

— Мне стыдно за свои слова, — сказала Лизбет. — Просто я не сразу поняла… Мне не терпелось сразиться с испанцами и победить. — Помедлив, она тихо добавила: — Тогда я еще не знала, какие раны способны нанести осколки пушечного ядра телу. Тому матросу ночью ампутировали ногу… Я и представить не могла, что в человеческих силах вынести такие страдания.

Родни порывисто положил ей руку на плечо:

— Я ведь велел вам предоставить раненых тем, кому такие вещи более привычны.

— А я сказала, что в этом вам не подчинюсь! — ответила Лизбет. — Кто еще на корабле смыслит в медицине или умеет лечить раны?

Родни на это ничего не ответил, и Лизбет торжествующе продолжала:

— Вот видите! Вам нечего сказать, поэтому я буду продолжать делать все, что в моих силах. Знаете, что у матроса, которому я промыла рану вашим бренди, нет никаких признаков лихорадки?

— Видно, к концу плавания придется мне пить одну воду, — сказал Родни.

Но Лизбет не улыбнулась его шутке и проговорила, озабоченно сдвинув брови:

— Если бы только я знала больше! Я слышала, что индейцам известны растения с мощными целебными свойствами. Можно мне попросить нашего индейского друга поискать их для меня?

— Непременно попросите, только немного позже, — ответил Родни.

Лизбет взглянула на него, и в их головах мелькнула одна и та же мысль. Разве они могли быть уверены, что для них наступит это «позже»? Родни поспешно поднялся.

— Мне нельзя задерживаться, — отрывисто произнес он. — Предстоит еще многое сделать.

— Но, пожалуйста, — торопливо проговорила Лизбет, — разве вы не расскажете мне о вашем плане подробнее?

— Вы скоро все узнаете, — ответил он.

Ей безумно захотелось обхватить его руками и умолять остаться. Какое значение имеет этот галион, испанцы или даже сама королева? Только бы Родни был цел и невредим! Лизбет хотелось удержать его при себе. Ей хотелось… но чего же ей в действительности хотелось?

Это невозможно было передать словами. Она только чувствовала, что ее переполняют противоречивые эмоции: восхищение, гордость, страх и еще некое чувство, которому она не могла подобрать названия. Лизбет вспомнила, что пережила прошлой ночью, когда представляла, что он не вернется, и поняла, что ее ждут бесконечно более тяжкие муки.

В тот раз молитвы ее были услышаны, но разве могла она рассчитывать, что они будут услышаны снова?

Останьтесь! Если бы только она посмела предложить ему это! Но тут мужество вернулось к ней. Родни победит, она не сомневалась в этом. Она должна вдохновлять его, а не пытаться сделать из него слабака и труса.

— Ему повезет, — проговорила она вслух и с досадой смахнула набежавшие на глаза слезы.

До сумерек оставался всего час, когда Лизбет поняла наконец, что именно на самом деле затевается. Незадолго до этого Родни попросил Барлоу выяснить, кто из матросов умеет плавать. Барлоу поручение удивило.

— Плавать, сэр?

Большинство моряков считали, что уметь плавать — не к добру. Если корабль утонет, то чем быстрее последуешь на дно вслед за ним, тем лучше. Умеющие плавать только продлят свои мучения. Родни это знал, и реакция Барлоу его нисколько не удивила.

— Мне нужна команда в шлюпку, умеющая хорошо плавать, — подчеркнул он. — Только не вздумайте брать тех, кто едва способен держаться на воде — спасать их будет некогда, вы поняли?

— Да, сэр.

Вернувшись, Барлоу доложил, что на корабле находится двенадцать человек, умеющих плавать. Поскольку шлюпка была восьмивесельная, он на свой страх и риск отобрал восьмерых человек, которые показались ему наиболее подходящими для предстоящего дела.

— Восемь вполне достаточно, мастер Барлоу, — сказал Родни. — Я тоже поеду в шлюпке, а вы останетесь за главного на «Морском ястребе».

— А нельзя ли и мне поехать с вами? — спросил Барлоу голосом, полным страстного желания. Но Родни покачал головой:

— Нет. Вы понадобитесь здесь. Если мы потерпим неудачу, вы немедленно выйдете в море, понимаете?

— Да, сэр.

— А сейчас позовите ко мне мастера Гэдстона.

Гэдстона позвали к капитану. Входя в каюту, молодой человек буквально приплясывал от нетерпения. С самого отплытия из Англии он только и ждал чего-нибудь в таком роде.

— Слушайте меня, мастер Гэдстон, — сказал Родни. — Задание, которое я собираюсь поручить вам, необычайно ответственное, оно потребует выдержки, инициативы и… умения быстро бегать.

— Быстро бегать, сэр?

— Да, именно так, — серьезно подтвердил Родни. — А теперь запоминайте…

Он говорил четко и веско, с холодной властной суровостью. Требовалось умерить пыл Гэдстона и призвать его к благоразумию. Задача эта была не из легких, но, глядя вслед небольшой группе, состоявшей из Гэдстона и еще шестерых матросов, молодых, длинноногих и, как сказал Барлоу, способных обогнать самого черта, которая начала подниматься на гору, Родни отметил, что вид у Гэдстона несколько более спокойный.