Да, она была права: он ждет большего. Кого-то, кто мог видеть его насквозь, доброго и злого, и все равно хотеть быть с ним.

И, как все мужчины, которым следовало бы быть осторожными в своих желаниях, он дождался ее. Только он не осознавал этого, пока не увидел, как она нападает на семью его друга. Семью, которая стала и его родней. И, не сомневаясь, он занял ее сторону. Он бросился защищать ее инстинктивно. Защищать от Грэя, от Лолы и от самой себя.

Потому что она наделала много глупостей.

Он не видел другого выбора, кроме как оспаривать ее утверждения. Даже если это значило оттолкнуть ее. Потому что она была упрямой, жесткой и хрупкой.

Кормак только надеялся, что не зашел слишком далеко. Это был тупик, когда он обвинил ее в том, что она действует не раздумывая. Когда сравнил ее со своим отцом.

Все, что им нужно сделать, – это стряхнуть с себя свое прошлое. Это был единственный способ для них двигаться дальше.

В понедельник он первым делом выставит свой дом на продажу.

А что сейчас он, черт побери, должен делать? Лечь спать? Невозможно. Не тогда, когда Харпер занимает все его мысли.

Этот надрыв в ее голосе, когда она спросила, верит ли он ей. Ему было интересно, а спрашивала ли она кого-нибудь о таком раньше. Была ли она когда-нибудь так уязвима с другим человеком. Он бы поспорил на все, что имел, что был первым.

Потому что она была для него больше, чем просто кувырки на диване. Она много для него значила. И как бы ни ошибалась Харпер, она все делала из-за любви. Зная, что могут быть негативные последствия. Зная, что она может оказаться в проигрыше. Что Лола может выбрать Грэя и никогда больше с ней не поговорит. Она была готова пожертвовать самым важным в ее жизни, потому что верила, что это даст Лоле шанс на счастливое будущее.

Кормак провел рукой по волосам и пошел по коридору. Он остановился, когда понял, что не знает, куда идет. Он только знал, что должен что-то сделать.

Что, если в ее предположениях есть правда? Что, если Вестон каким-то образом вовлечен в ту сделку? Кормак должен сделать трудный выбор, но разве хороший человек не должен делать трудные выборы?

Кормак посмотрел на часы. За полночь. Слишком поздно, особенно если учесть, что утром женится единственный сын этого человека. Тем не менее он взял трубку и позвонил, зная, что это изменит все. Независимо от того, какой будет результат.

Харпер лежала на кровати и прижимала пальцы к вискам. В голове проносились вспышки воспоминаний этого вечера. О чем она думала, затевая этот разговор в ночь перед свадьбой Лолы? Неужели не понимала, что этот разговор будет тяжелым? Почему?

Потому, что она привыкла, что всегда принимала трудные решения сама. Эта жизнь была ей навязана отцом, который бросил их.

Тихий стук в дверь спальни Харпер оторвал ее от размышлений. Она приподнялась на кровати, чтобы проверить время на своем телефоне. Было начало первого. И еще было сообщение от Лолы, которая спрашивала, не спит ли она. Сообщение пришло за несколько минут до стука.

– Входи, – позвала Харпер.

Дверь медленно открылась, и Лола засунула голову в щель.

– Ты должна спать сейчас. – Харпер отодвинулась на кровати, освобождая место.

Лола проскользнула в комнату и забралась на кровать.

– Как будто это возможно.

– Что случилось? – спросила Харпер.

– Всякие мысли, воспоминания. В основном о папе. Даже несмотря на то, что я хочу его поколотить за то, на что он нас обрек, все же я хочу, чтобы он завтра был здесь. И мама тоже.

Харпер вздохнула и похлопала по подушке. Они обе легли, свернувшись калачиком, лицом друг к другу.

– Помнишь, как мы спали вот так?

– На том ужасном матрасе на полу в комнате под магазином.

– Матрас был хороший.

Лола закатила глаза.

– Ужасный матрас. Пружины впивались в спину. А комната? Ты помнишь запах?

– Нафталин.

– Именно. Но мы были вместе. И я никогда по-настоящему не благодарила тебя за то, что ты вырастила меня. Спасибо, Харпер.

Что-то сжалось в груди Харпер.

– Пожалуйста.

– А теперь, когда мы признали, что ты проделала огромную работу по воспитанию меня, может, пришло время отпустить меня?

Харпер засмеялась.

– Думаю, я смогу это сделать. Если нет, то я буду очень стараться.

– Умничка.

– Так значит, ты выйдешь за Грэя все равно?

Лола серьезно кивнула:

– Конечно. Что бы сделал или не сделал его отец, это не отражается на Грэе. Он мой мужчина.

– Мне нравится Грэй, – задумчиво проговорила Харпер.

– Мне тоже, – просветлев, сказала Лола. – И знаешь что, Харпер, я хочу тебе сказать, что ты делаешь успехи.

– Ты о чем?

– Я имею в виду, что, после этой вспышки на балконе, ты смогла остаться в стороне от суматохи, не влезая туда со своим опытом переговорщика.

– Какой суматохи? – перебила Харпер сестру.

– Ты не слышала? Кормак позвонил Вестону около часа назад. И они разговаривали о папе в библиотеке. Было довольно громко.

– О нашем папе?

Лола кивнула.

– Он признался во всем?

– Он сказал, что позвонил папе, чтобы предложить помощь, анонимно, и папа принял помощь. И это был последний раз, когда он видел нашего отца.

Харпер выдохнула сквозь сжатые зубы.

– Харпер, я ему верю.

– Думаю, я тоже.

Лола зевнула и сказала:

– Надо признать, когда ты рядом, жизнь совсем не скучная штука. Мы будем скучать по тебе, когда ты вернешься в свою модную жизнь.

– Мы?

– Я, Грэй, Кормак. Я думаю, он немного влюблен в тебя.

– Я тоже буду скучать по всем вам. Больше, чем могу сказать.

Но Лола уже спала. С ее младшей сестрой все будет хорошо.

А что будет с Харпер? Она продолжит жить в Дубае, вести переговоры. Казалось, она наслаждалась этой жизнью. Но самое большое удовольствие ей приносило то, что она может дать Лоле все, что угодно. Но оказалось, что Лола была бы счастлива и в маленькой комнатке под магазином. До тех пор, пока рядом с ней будет Грэй.

Это то, что Кормак пытался сказать ей.

«Найди то, что делает тебя счастливой, и делай это».

Может, пришло время узнать, что делает ее счастливой.

И как будто поднялся занавес, и Харпер увидела другие цвета, а не только белый и черный. Много цветов. И лицо Кормака…

Но сон брал свое, и глаза Харпер закрывались.