— И Лукасу.

— И Лукасу. Конечно. Ведь из-за него я и затеяла это расследование.

Да, ей много чего предстоит сказать Лукасу.

— Ну что ж. — Ник отвернулся, и покрутил ручку на дверце. — Как мне отсюда выбраться?

Она перегнулась через него — не смогла побороть желание в последний раз к нему прикоснуться. Потянувшись к дверце, она почувствовала рукой мягкость джинсовки и твердость мышц под ней. Она глубоко вдохнула, впитывая мучительно соблазняющий запах опасности и уверенности — запах Ника, запоминая, записывая его на все доступные ее чувствам страницы.

— Вы простудились? — спросил он. Она выпрямилась:

— Простудилась? Нет, это просто аллергия. — Она слегка наморщила нос. — Какая-нибудь пыльца.

— А, понятно. — Он высунул одну ногу из машины. — Дайте мне знать, если понадобится что-нибудь еще.

— Хорошо. Спасибо. За все.

— Я рад, что смог помочь. Надеюсь, с вашей сестрой и родителями все будет хорошо. И с Лукасом. — Он развернулся и поставил на землю вторую ногу.

— Все будет хорошо. Спасибо вам. Еще раз.

Он встал, наклонился и заглянул внутрь:

— Обращайтесь, если что. Ник выпрямился, закрыл дверь, но снова наклонился:

— Энелайз… — голос у него был таким, словно он собирался сказать что-то очень важное.

— Да?

Он одарил ее странной улыбкой и помахал рукой:

— Прощайте, Энелайз.

— Прощайте, Ник.

Ник повернулся, прошел несколько ярдов по стоянке, сел в свою машину и уехал, даже не оглянувшись на прощанье.

Энелайз повернула ключ зажигания. Пора возвращаться к собственной жизни, как Ник только что вернулся к своей.

Ей теперь было к кому возвращаться: любящие родители, которым она может вернуть дочь, Лукас, которому она принесет доказательства невиновности его отца, сестра… Спасибо Нику.

Она должна быть в полном восторге.

Почему «должна быть»? Она действительно в полном восторге.

Правда, в полном восторге была только половина Энелайз. Вторая ее половина была совершенно опустошена. Ник подарил ей огромную, прекрасную, удивительную любовь. Конечно, она не была взаимной. Он ушел, оставив в сердце эту ужасающую пустоту.

Она просто запретит себе вспоминать ощущения, которые его губы рождали, касаясь ее губ, его улыбку и то, как его глаза цвета утреннего техасского неба могли потемнеть от желания, становясь похожими на грозовые тучи.

Нет, хватит. Больше она никогда об этом не вспомнит.

У нее еще столько всего произойдет в жизни, она наверняка скоро забудет о Нике.

Лет через сто.

Может быть.

Подъехав к дому Лукаса, Энелайз помедлила, прежде чем выйти из машины. Сердце, казалось, перестало биться, а ноги отказывались слушаться. Собравшись с духом, Энелайз все-таки позвонила в дверь.

Лукас не ответил, хотя его «мерседес» стоял около входа, а в окнах горел свет.

Постучав в дверь кулаком, Энелайз крикнула:

— Лукас! Я знаю, что ты здесь!

Почти сразу же Лукас распахнул дверь и сжал девушку в объятиях. Необычно восторженное приветствие. Но он хотя бы не дуется на нее. Пока.

— Как хорошо, что ты на меня не злишься! — воскликнула она, отстраняясь и глядя на него снизу вверх.

Он посмотрел на нее в ответ. В его взгляде было одновременно смущение и огорчение. Проведя рукой по волосам, он сказал:

— Энелайз, нам надо поговорить.

Она проследовала за ним в дом и сказала, облокотившись на спинку дивана:

— Да, и мне тоже столько нужно тебе рассказать!

— Энелайз, мы не сможем пожениться. Его слова были так же неожиданны, как и его необъяснимая бурная встреча, но принесли огромное облегчение.

Она сняла с пальца кольцо, которое Лукас подарил ей в день помолвки, и подбежала к нему:

— Я знала, что ты поймешь! Ты мой лучший друг, и я всегда буду тебя любить, и ты меня любишь как друга, а не… — Она запнулась. — Ты не поверишь… — продолжила Энелайз. — Придется говорить быстро, ведь я еще не была дома, а мама с папой наверняка волнуются за меня, хотя теперь им вовсе не стоит так нервничать.

— Погоди минутку. — Он посмотрел на кольцо у себя в руке. — Ты хочешь сказать, что разрываешь помолвку?

— О, дорогой мой, ты огорчен?

— Нет!

— Лукас, мы не любим друг друга так, как должны любить люди, которые собираются пожениться. Поверь мне, однажды ты встретишь девушку, в которую влюбишься, и это будет самым замечательным, удивительным, потрясающим событием для тебя, и тогда ты поймешь, почему мы не должны пожениться…

Он схватил ее за плечи, снова обнял и засмеялся:

— Энелайз, я тебя люблю! Как сестру.

— Ты понимаешь! Я так рада! Я знаю, ты удивляешься, зачем мне нужно было ездить по всей стране. В общем, я хотела сделать тебе свадебный подарок, потому что знала, как много это для тебя значит, но теперь получится несвадебный подарок…

— Энелайз, — прервал он ее, подходя к телефону. — Я хочу услышать все о твоем путешествии, но есть кое-кто, кому я должен срочно позвонить.

— Но Лукас, неужели ты не хочешь узнать все об ужасной женщине, которая обвинила твоего отца и разрушила его жизнь?

Лукас остановился, его рука замерла прямо над телефоном:

— Что ты сказала?

— Ник нашел доказательства невиновности твоего отца! — Она рассказала ему все о воровстве Эбби Прейзер и о том, как та навела подозрения на его отца. Но перед тем, как ей удалось сказать хоть что-то о Саре, он прижал два пальца к ее губам, чтобы остановить ее:

— Спасибо. Это самый замечательный подарок, который я получал за всю свою жизнь. Ты мой самый-самый лучший друг. Но мне нужно позвонить прямо сейчас. Нужно поймать Сару до того, как она уедет из города.

— Сара? Не Сара Мартин? Ты встретил мою сестру? Родители о ней знают?

— Нет. Они…

— Вот здорово! Это будет для них сюрпризом! Именно из-за нее Эбби Прейзер украла деньги. Она заполучила Сару и…

— Минутку. Что ты имеешь в виду под этим «заполучила Сару»? Сару воспитывала женщина по имени Джун Мартин.

— Я тебе все расскажу, если ты перестанешь меня перебивать! Эбби Прейзер купила себе документы на имя Джун Мартин сразу после того, как украла деньги, и уехала с Сарой в Южную Дакоту. Мне прямо не верится, что ты с ней встретился! А что ты имел в виду, когда говорил, что тебе нужно ее поймать до того, как она уедет из города? Когда она уезжает? Почему?