Жанна

Мы задыхаемся. Оба… Мы так близко, что в таком положении ничего нельзя скрыть. Меня спасает только то, что пока Иван на меня не смотрит. Он сосредоточен на другом. Толчок. Еще один. И еще… Он кончил, но все равно не может остановиться. Словно ему не вполне достаточно даже того, что было. И мне так от этого плохо. И так хорошо… Что нет никаких сил справляться с этой двойственностью. Я гляжу в потолок и до боли кусаю губы. Мы порядком сместились – теперь при каждом толчке моя голова легонько ударяется о спинку кровати. Ну и пусть… Мне плевать. Потому что хуже, чем есть, уже не будет.

Все же люди животные, да. Я опасалась, что не смогу дойти до конца, а в итоге даже кончила. Так почему же мне так погано?

Спустя вечность Князев осторожно из меня выходит, придерживая рукой презерватив. Почему-то именно это заставляет меня до конца осмыслить, что же я наделала.

Кем надо быть, чтобы отдаться мужчине, которого не любишь? Отдаться только для того, чтобы отомстить другому. Тому, кто, может, даже мизинца Ивана не стоит. Тому, кто никогда не относился ко мне с таким трепетом. Не заботился о моих желаниях и, возможно, даже не любил? Полной дурой? Наверное.

Будто наяву слышу хриплый голос Ильи:

– Эй, Лапина!

Спускаюсь с лестницы и отхожу чуть вглубь, чтобы не мешать другим.

– Слышал, ты в содержанки подалась. – Губы Ильи кривятся в улыбке. А в глазах плещется что-то такое… Не презрение, нет. Ревность и лютая злость. А вместе с тем странный нажим, будто он ждет, что я стану оправдываться. Не скрою… Хочется. Но он так люто меня обидел, что я будто между делом вскидываю руку с кольцом на том самом пальце, заправляю за ухо волосы и равнодушно интересуюсь:

– Ты сейчас меня по себе равняешь?

Илья меняется в лице. Быстро оглядывается по сторонам и заталкивает меня в нишу под лестницей. Мне хочется бежать. Мне хочется остаться.

– Ты специально, да? Мне назло?

- А ты не много на себя берешь? И вообще… Не боишься, что нас твоя… невеста увидит? Подумает еще чего. Обидится. Нашепчет что-нибудь папе.

Илья темнеет лицом. Отворачивается на миг, словно ему на секунду становится невыносимо жаль нас. Или того, что было. Но потом над хорошим в нем верх берет гордость, и он наотмашь бьет словами:

- Ах вот, что тебе напели? Думаешь, я с Ариной из выгоды? Хрен. Она мне нравится. Знаешь, какой там темперамент? А впрочем, откуда тебе знать… – смеется.

Я вырываю руку из захвата его пальцев. Каким-то чудом сохраняя спокойствие, ухожу, смерив Илью напоследок брезгливым взглядом. И я ведь понимаю, что он это сказал, лишь бы только меня задеть. Более того, я знаю, что нам было хорошо вместе, и что никакая я не ледышка. Я не знаю только, как мне справиться с тем, что это все осталось в прошлом. Я не могу... Стараюсь, но не получается. Боль душит меня и рвется из горла криком.

Я чувствую себя потерявшейся. Использованной и выброшенной за ненадобностью. Хоть чуть-чуть меня отпускает только рядом с Князевым. То, как он на меня смотрит, то, что он для меня делает – это все заставляет меня чувствовать себя… не то чтобы счастливой, нет. Но, по крайней мере, живой, а не мертвой. Мне рядом с ним спокойно. Я будто в коконе. Защищенная со всех сторон. С ним я не чувствую себя невидимой. И я почти верю, что все еще будет непременно хорошо. Я так себя раньше чувствовала, залезая к отцу на колени… Может быть, в Иване я его и ищу?

Князев плавно перетекает вниз и, прежде чем встать, гладит меня, раскрытую. Это так интимно, что меня накрывает новой порцией жара. И стыда. Я не стою, я просто не стою такого к себе отношения. Всем этим он возводит меня на какой-то недосягаемый пьедестал. А я же чувствую себя треснувшей мемориальной доской.

Свожу ноги. Перекатываюсь на бок. И к своему ужасу всхлипываю. Князев застывает посередине комнаты. Я вижу, как каменеют мышцы у него на спине и руках. И даже ягодицы поджимаются.

«А ведь он в изумительной форме», – понимаю я и реву еще горше.

Он оборачивается. И все так же голый возвращается в постель.

– Я причинил тебе боль?

Быстро-быстро качаю головой из стороны в сторону. Еще не хватало, чтобы он себя в чем-то винил!

– Тогда почему ты плачешь? Ты… жалеешь? Я поспешил?

Нет! Да… Я не знаю. Да и если бы знала – ни за что бы ему не призналась. Черте что! Я рыдаю просто взахлеб. И сколько ни стараюсь, не могу взять себя в руки.

– Дело не в тебе, – с трудом выдавливаю из себя.

– А в чем? Или в ком? Тебя кто-то обидел? Опять кто-то из преподавателей?

– Нет. Не обращай на меня внимания. Я просто расчувствовалась. Вспомнила папу… Ты мне очень его напоминаешь.

Князев удивленно вскидывает брови, возвращается в кровать и укладывается рядом со мной на бок. Мы лежим нос к носу на влажных, пропахших сексом простынях.

– Даже не знаю, что на это сказать. Думаю, вряд ли твой папа вытворял с тобой что-то подобное.

Я смеюсь сквозь слезы. Легонько толкаю его в бок. Утыкаюсь лбом в грудь. Потную, но пахнущую все равно приятно.

– Нет, конечно. Просто…

Он гладит меня по спине. Ведет чуткими пальцами вверх по позвоночнику и так же медленно спускается вниз. Почему я не люблю его так, как он того заслуживает? Почему я такая безнадежная дура?

– Просто что? – целует меня в макушку. И это тоже... тоже как будто от папы. Меня засасывает в воронку прошлого. Спазм перехватывает горло, и я, так и не найдясь с ответом, орошаю Князева новой порцией слез.

– Извини… – все, что я могу из себя выдавить. – Наверное, я просто переволновалась.

Скорее всего, так и есть. Все, что произошло, было и впрямь слишком волнительно. Не плохо, нет. Скорее, я была не готова к тому, что… это будет так горячо. К тому, что он будет таким требовательным. Доминирующим и бесстыжим. Я не была готова к тому, что все будет так по-взрослому.

– Хочешь, я приготовлю для тебя ванну?

– С пеной? – капризничаю.

– Если найду. Я, знаешь ли, не любитель ванн с пеной, – улыбается мне в волосы.

Я киваю в надежде, что мне удастся успокоиться наедине с собственными мыслями. Князев одним слитным каким-то хищным движением поднимается с кровати. Его гениталии на секунду оказываются на уровне моих глаз. Я стараюсь не смотреть, но все равно замечаю некоторые подробности. Например, то, что он опять возбужден, и в таком состоянии его впечатляющего диаметра ствол приобретает необычную изогнутую форму. Никогда прежде я не видела ничего подобного. Щеки опаляет жар и алыми неравномерными пятнами стекает на грудь.

Он выходит из комнаты, а я зажмуриваюсь в попытке понять, какие чувства во мне вызывает вид его обнаженного тела. Я боялась, что без наркоты не смогу преодолеть отвращения. Но нет. Ничего подобного. Он меня как заводил с самого начала, так и заводит. И вообще рядом с ним мне удивительно… нормально. И это чувство нормальности лишь усиливается с каждой проведенной вместе минутой.