поблагодарил золотую статую, пожелав ей всяческих благ и богатств в том числе. Она почему-то нагнулась и посмотрела на мои ноги. Может быть, решилась удостовериться, не занес ли я грязь в их стерильный салон.

Ахнули мои бабульки, когда меня увидели. Я вручил каждой по цветочку и галантно расшаркался. И ведь что удивительно, никто меня не учил манерам, если не считать школы.

— Свадьба-то скоро? — спросила бабушка с длинным смуглым лицом. Ее предки были явно средиземноморского происхождения.

— Ну, вы же знаете нашу бюрократию! Что-нибудь у нас может делаться без проволочек?

Я тяжело вздохнул. Пусть пожалеют меня такого несчастного, страдающего любовными муками.

— Они же считают нас малосознательными, уверены, что мы принимаем легкомысленные решения. Думают, что мы эмоционально незрелые и принуждают нас созревать целый месяц. Конечно, месяц — это длительный срок, но не для людей зрелого возраста.

Бабушки согласно закивали. Одна даже сморщила так лицо, как будто съела целый лимон.

— Евгения Ивановна была бы рада, — говорит бабушка с накрашенными губами. И вздохнула.

Евгения Ивановна — моя бабушка. Да-да, та самая, которая обрекла меня на счастливую беззаботную жизнь.

— Какая она была, бабушка? — спросил я. — Я, к сожалению, с ней редко встречался и как-то мало ее знаю.

— Ну…

Женщины поджимают губки. Они не хотят меня обидеть. Особой любовью она у них не пользовалась, впрочем, как и у родственников. В нашем доме, по крайней мере, не было принято говорить о ней.

— Нелюдимая она была, — говорит с подкрашенными губами. — Губки у нее всегда поджаты.

Значит, мне есть в кого. Это вызывает во мне законную гордость. Разве это плохое качество?

— Не подумай, чего… Наверно, она была неплохим человеком. Да, конечно, была неплохим человеком.

Они старательно подбирают слова. Не хотят меня обидеть. Значит, отношение их ко мне изменилось.

— Поздоровается всегда. Но никогда не сядет, не поговорит. Не расспросит, что и как.

На меня они стараются не смотреть. Подбирают слова, которые бы не обидели меня.

— Гости к ней не ходили, и сама она ни к кому не ходила. Кошка у ней одна и была. Иногда выскакивала на улицу.

А разве желание быть одной — это плохое качество? А философы, великие мыслители?

— Редко, когда что скажет. Такая прям неразговорчивая. Вроде как мы ей и не чета.

— Скажешь, какая хорошая погода, а она «Погода, как погода!», лишь пожмет плечами и пройдет. Ну, села бы, поговорила, новости разные узнала, сама что рассказала.

— На похоронах у нее почти никого не было. Совсем уж мало народу. По пальцам можно было пересчитать.

— И стола, наверно, не устраивали. Да и для кого устраивать, раз народу нет. Это нехорошо!

— Ты скажешь, Прокопьевна! Как это ни устраивали? Устраивали, конечно. Без этого нельзя. Да хоть один человек придет, и то поминки надо устраивать. И стопочку налить.

— Ты там была? А? вот говоришь, лишь бы перечить. А само-то ты бала? Ну, чего губы поджала.

— Нет, не была! Меня никто не приглашал. Вот! А пригласили и пошла бы. И стопочку бы выпила.

— Поминки — это не свадьба. На них не надо приглашать. На них сами приходят, кто хочет помянуть.

— Это, может, в деревнях так сохранилось. Сейчас всё по-другому, ни как раньше. Кто-то дома только родных соберет, а кто в ресторане, если побогаче. Ты же не пойдешь в ресторан, если тебя не звали? Там только по приглашению. И по количеству человек.

Все согласились, что в ресторан, действительно, без приглашения они не пошли бы, потому что в ресторан приглашают по списку. Стараясь не привлекать внимания, я поднялся и ушел. С замиранием сердца поднимался на свой этаж. Вот и решилась моя судьба!

Бабушка, конечно, моя была не сахар. И характер у нее был тяжелый. Поэтому родственники ее не любили. И не общались с ней. Да и она особо никого не привечала.

А я вот любил. Да, она никогда не сюсюкала со мной, не целовали и не тетешкала. И говорила со мной, как и с другими, ровно и спокойно, без всяких скидок на возраст. Но чаще всего молчала. О прошлой жизни ничего не рассказывала. Так стороной от родителей я слышал, что мой отец родился у нее вне брака до замужества. А потому законный муж ей часто напоминал об этом кулаками. Но потом умер, оставив на ее руках двое детей. Злые языки поговаривали, что она посодействовала этому. Откуда у нее взялись такие деньги, которые перешли ко мне по наследству, тайна сия покрыта мраком. Всё-таки она была загадочным и необычным человеком. Так и ушла из жизни, никому не раскрывшись. Я был похож на нее.

Романтический вечер

— Вот! — радостно воскликнул я. — Всё, что нужно, ты найдешь в этом чудо-пакете. Ликуй, женщина!

Я протянул букет. Признаюсь, это впервые в моей жизни. Еще никому и никогда я не дарил цветов. И этот романтический флер вокруг женщин и цветов ничего во мне кроме раздражения не вызывал. Жене, считал я, можно подарить что-нибудь для кухни, а подруге — бутылку пива или презервативы. Хотя и этого не дарил. Подарки были для меня пережитком далекого прошлого, когда слабый вынужден был откупаться от сильного, чтобы тот не трогал его. И граждане отдариваются от государства в виде налогов и службы в армии. Чур-чур не меня! Я всё отдал сполна. Отстаньте!

В глазах Наташи блеснула радость. Она прижала букет к груди. А пакет я поставил возле ее ног.

— Спасибо, Ромочка! — весело воскликнула она. — Ты настоящий рыцарь! Как можно тебя не любить!

Мы поцеловались. Да чтобы видеть эти глаза, я скуплю весь цветочный магазин! А сам пойду на паперть.

— Быстро в постель и собираемся в ресторан! — решительно скомандовал я. — Возражения не принимаются!

— Слушаюсь и повинуюсь, мой повелитель! — прошептала Наташа. — Я ваша рабыня!

Наташа распахнула халатик. Разумеется, под ним ничего не было. И тут же закрылась от моего похотливого взгляда презренной тканью. Я начал раздеваться еще в прихожей, одновременно, как буксир, толкая Наташу к дивану. Когда ценный груз был доставлен к пункту назначения, я был уже в костюме Аполлона и незамедлительно приступил к делу. Как-то технологично-мифологично получилось! А где романтика, Ромео и Джульетта? Мда! Не то, что Шекспира, даже бездарной стряпальщицы любовных романов не получится из меня. Кстати, надо будет прочитать Петрарку. Может быть, он поможет объяснить мне мое состояние. Мне никогда не было так хорошо, как сейчас на диване рядом с Наташей. Но словарного запаса не хватало.

— Рома! А может, не