— Что-то живот прихватило.

— Слышь! Может быть «скорую»!

— Не надо!

Я поднялся.

— Слушай, друг! Пойдем выпьем!

Друг удивился и кивнул.

Я зашел с ним за угол магазина и достал из пакета бутылку водки.

— Блин! — возмутился бомж.

Он был казахом, широкомордным и небритым. От него пахло мочой. Но меня это ничуть не смущало.

Бутылка оказалась с дозатором. Он вцепился коричными зубами в дозатор. Выдернул и выплюнул его. После чего стал переливать в себя водку. Покрытый черной щетиной его кадык ходил вверх-вниз. Мне было интересно наблюдать за его движением. Он опорожнил половину бутылки, не поморщившись.

Потом протянул бутылку мне. Я отпил несколько глотков. Достал плавленный сырок и сорвал обертку.

Как становятся бомжами

Я открыл глаза. Что это? Низкий бревенчатый потолок. Всё, что могло болеть во мне, болело. Начиная от макушки головы, раскалывающейся от боли, и заканчивая пятками, по которым, наверно, били бамбуковыми палками. Я попытался повернуть голову. Что-то затрещало в шее. Я застонал от боли.

— Очнулся? — услышал я хриплый голос.

Я открыл глаза. Надо мной наклонилась широкая темная рожа, заросшая густой щетиной. Что-то вроде казаха или метиса. Пахнуло таким амбре, что даже дыхание перехватило.

— А мы думали, что ты уже того… концы отдашь.

Тут же возникла еще одна опухшая темная рожа. Но она явно принадлежала женщине, если это существо еще можно было называть женщиной. Под глазами у нее висели большие синие мешки. Отличный типаж для фильма ужасов.

— Где я?

И сам удивился, насколько слаб был мой голос.

— В Куршевеле.

Парочка хрипло захохотала.

— Олюсик! Дай ему чефирку! — сказал мужик.

Существо в лохмотьях прошаркало к столу и, держа двумя трясущимися руками кружку, протянула ее мне. Я, глянув на металлическую посудину, покрытую изнутри и снаружи черным слоем с палец толщиной, отрицательно помотал головой.

— Пей! Это кровь расшевелит! Она у тебя сейчас застывшая. Можешь кранты отдать.

Она приподняла мою голову и поднесла кружку к губам. Я закрыл глаза и сделал вдох. Горячая горечь обожгла мои внутренности. А женщина продолжала поить меня. И действительно, после нескольких глотков головная боль стала отступать. Я огляделся. Это был какой-то подземный блиндаж, сверху перекрытый бревнами, а стены были обшиты нестругоной доской. Я лежал на широкой лавке на каком-то тряпье и был накрыт засаленным байковым одеялом. Такая же лавка была и у противоположной стены. На ней, выходит, спали мои гостеприимные хозяева. Еще стол, старинный с облезшим лаком, на котором громоздилась грязная посуда, какие-то пакеты, ломти хлеба, рыбьи кости. Низкая печка-мазанка и небольшое окошко под самым потолком.

— А где же ваш Куршевель находится?

Они назвали мне.

— Это город?

— Да!

Я никогда не слышал такого названия.

— А какая область?

Сказали. Не может быть! Я за тридевять земель от родного города. Уж не на ковре ли самолете я перебрался сюда?

— А как я сюда попал? Не сам же дошел?

— Кого там дошел! — сказал Юрасик. Так звали мужчину. — Думали, сдохнешь.

Это что же получается, братцы-кролики? Сплошные непонятки! Просто какой-то сборник загадок!

И кому же я так сильно понадобился, чтобы транспортировать мое порочное тело в такие дали? А может быть, это какая-нибудь телепортация? Что же было моим последним воспоминанием? Я потерял Наташу, искал ее по борделям, передо мной мелькали зовущие к совокуплению тела. Просил о помощи Пинкертона, даже собирался застрелить его. А потом? Что было потом? Ведь что-то же было потом? Я всю ночь блуждал по ночным клубам и чуть не оглох от этой дебильной музыки. Я даже в деталях вспомнил, в каких ночных клубах я был. Дальше? Дальше провал. Может быть, меня кто-то шарахнул по башке. Но не рассчитал вот, подлец, и я выжил. Башка какая-то подозрительно тяжелая и больная. Я поднял руку и ощупал голову, но ничего подозрительного не обнаружил: никаких шрамов и шишек.

Гостеприимные хозяева сидели за столом, пили из металлических кружек какую-то бурду и ели руками из консервных банок, громко чавкая. Тихо говорили между собой, но их разговор мне был совершенно непонятен, как будто разговаривали какие-то иностранцы. Многие слова, вылетавшие из их уст, я слышал вообще впервые. Но на «блатную музыку» это не было похоже. И ладно! С хозяевами мы разберемся потом! Всему свой черед!

Сейчас надо разобраться с собой.

Что-то пискнуло. Я повернул голову. Увидел крысу с длинным голым хвостом, который неподвижно лежал на полу. Она приподнялась на задних лапках, верхними уперлась в ножку стола и просительно смотрела вверх на хозяев логова. Я же не то, что крыс, даже мышей панически боялся, сколько себя помню. Когда я переехал на бабушкину квартиру, через несколько дней увидел бежавшую вдоль плинтуса мышку. Меня затрясло. Я вскочил на ноги, запрыгал на диване и так заорал, что мышь должна была сдохнуть от разрыва сердца. Вот такой я жестокий мышененавистник! Я купил отраву и растолкал ее везде, по всем комнатам. Мышей я больше не видел, ни живых, ни мертвых.

Странное дело: крыса, которая находилась в полуторах метра от меня, не вызвала не то, что страха, но даже отвращения. Внутри меня ничто не шевельнулось.

— Маргуша! — нежно проворковала Олюсик, обнажив при этом ротовую щель, которую украшали три темно-коричневых кривых зуба, один сверху и два снизу.

Олюсик подхватила кильку и протянула ее крысе. Та выхватила кильку, проглотила ее и, пробежав под столом, исчезла в угловой норе. Я смотрел, как медленно втягивается ее хвост в нору. Олюсик поглядела на меня и улыбнулась.

Юрасик проворковал:

— Красавица наша! Умница!

— А красавица и умница нам ночью носы и уши не отгрызет? — спросил я. — О чем-то подобном я слышал.

— Нет! Она умная и добрая.

Вот даже как! Ну, на счет ума крыс я не сомневаюсь, а вот об их доброте слышу впервые. Мне они всегда представлялись злобными монстрами. Но, как говорится, в семье…

Да-да! Я вспомнил!

Я повернулся к столу.

— Вы меня нашли на свалке? Ведь так же?

— Да! — кивнул Юрасик.

— Значит, вы брели по свалке и увидели, что лежит какой-то мужик?

— Не совсем так, что бродили и нашли. Приехал хозяин и повел нас. Видим, ты лежишь. Он сказал, чтобы мы тебя забрали к себе и чтобы ты обязательно остался жив. Если сдохнешь, он головы нам оторвет. Ну, и денег еще дал немного.

— Какой хозяин?

— Какой! Какой! Маугли! Вот какой!

— Маугли? Что это еще такое?

— Ну, это у него погоняло такое. Все его так называют. А как зовут по-настоящему,