А как люди стали признаваться в своих чувствах друг другу? Где современные Шекспиры с Петрарками?

– Пшли, что ли, перепихнёмся, – скажет нынче иной студент университета. – Чё ты кобенишься-то, корова? Пшли, пока зовут.

Можно было бы сказать и иначе, например, словами Ромео:

Да уж куда там! В наш убогий век и так сойдёт.

А где песни о любви и романтике захлестнувшего чувства? «Что так сердце растревожено, словно ветром тронуло струну…»

– Какое ещё сердце?! – недоумённо воскликнет какой-нибудь современный теоретик секса. – Сердце в таком деле не главное: оно тут вообще не задействовано. Здесь ударно трудятся совершенно другие органы и члены.

Кстати, вы помните те времена, когда про человека говорили: «Он – член Органов»? Тем не менее, в те далёкие и жестокие времена слагали красивые песни о любви:

– Какие они хорошие! – завопит всё тот же теоретик. – Ни черта же не умеют. То ли дело в «Плейбое» девушки…

Голос и речь – это вам не хухры-мухры. Лицо можно загримировать, а голос и речь – нет. Поношенный костюм можно сменить, а голос и речь останутся прежними. Их труднее выправить, чем вывих в суставе или сутулость в спине. Они выдадут человека с потрохами, как бы он ни тужился их скрыть. Это лучше всего продемонстрировал Юрий Яковлев в фильме «Иван Васильевич меняет профессию», переходя от невнятной и косноязыкой речи управдома Бунши к мощному и колоритному басу Иоанна Грозного. И сразу суетливый и глупый герой без всякой смены грима превращался в грозного и решительного царя.

Говорящий вялым или скрипучим голосом не станет бодро шагать по жизни. Он может только шаркать ногами и суетиться, воровато оглядываясь, а любое его действие будет подобно звуку железа по стеклу. Говорящий много с механической старательностью и искусственностью, с нелепым и преувеличенным пафосом не способен так же много делать, а матерщиннику и пошляку не помогут создать достойный имидж ни «мерседес», ни личная охрана. Бывает, что молодой человек шамкает чего-то, как дед во сто лет, или грозно хрипит, как вышедший из строя трактор, сразу можно себе представить, как он поведёт себя с такой манерой речи в той или иной ситуации, сразу характер как на ладони. Гнусавый человек и во всём остальном такой же: и в любви, и в работе, и в дружбе. А у сипатых любое дело сипло выходит. И вот окаянная баба всё это подмечает! А как не подмечать, если сами себя выдают с головой? Она ушами как локаторами ловит больше информации о человеке, чем мужчина всеми своими глазами-носами-руками. Она по звуку речи может определить с кем имеет дело, так что балалайка не введёт её в заблуждение, что перед ней – контрабас.

Сами понимаете, что Полина Велосипедова очень страдала от такого бесперспективного в наши дни предпочтения. Где теперь коммуникабельные без алкогольного допинга, всегда нацеленные на победу мужчины со спокойной уверенностью в речи? Именно такие мужчины когда-то умели ухаживать, что никому другому не оставалось ни малейшего шанса – эту фразу Полина вычитала в красивом романе. А чего ждать от тех, от кого только и слышишь: бе-бе да ме-ме или тра-та-та?

Вот идёт она на днях по проспекту, обгоняет двух вроде как приличных с виду мужчин и вдруг слышит их диалог, в котором, как она смутно догадывается, речь идёт о ней:

– Ну и жопа пошла! Глянь, кака жопа.

– Да ну её в жопу!

– Во-во, побежала корова! А чего она побежала-то? Тёлка, ты куда? Я ей комплимент сделал, а она попылесосила куда-то, кобылишша!

– Так эти курвы не понимают хорошего к себе отношения. Правильно ещё Пушкин сказал, что чем больше их шпыняешь и ногами пинаешь, тем кайфовей этим дурам. А ты, урод, ещё тут в комплиментах перед ними рассыпаешься. Не умеешь ты с бабьём изъясняться! Надо ей пендаля дать за хамство…

Тут Полина решительно перешла на галоп и не дослушала дальнейшие «комплименты» в свой адрес. Надо же: ещё и Пушкина приплёл в свою бессвязную речь. Бедный Пушкин! Кто только ни пытается его именем прикрыть свою тупость и глупость. Пушкин никогда бы так не сказал вслед женщине, будь она дворянкой или даже служанкой.

От таких слов любая женщина стала бы красавицей. А если бы их к тому же произнёс манящий и бархатный голос, какой ей звонит теперь каждую неделю из главного архива Управления, то… Это было бы слишком хорошо, чтобы быть правдой.

И главное, оба мужика такими противными голосами говорили, что Полина не знала: содержание их речи её так расстроило или звук. У одного голос такой гнусавый-прегнусавый и тягучий, как будто магнитофон ленту «зажевал» и тянет, а другой словно бы женскую речь пародирует. Так ещё мужчины нетрадиционной ориентации говорят. Почему-то. Не понятно, почему. Зачем мужчинам, не тяготеющим к женщинам, заимствовать у этих самых женщин их черты речи и поведения?

Полина очень расстроилась, даже плакала. Где весёлые и остроумные мужчины? Чтобы ни сдуру-спьяну подвалил, весь такой из себя смелый, а сам трясётся перед «этой курвой», не со скабрезными шутками-прибаутками, а с человеческой речью. Куда они все пропали? Куда исчезли кавалеры, балы, милые ухаживания? Всё исчезло: остались одни невесты. Целая страна невест! Невесты, ожидающие счастья в личной жизни при полном отсутствии этой самой личной жизни. Дуры, мечтающие о галантных кавалерах посреди хамов и пьяниц.

В архиве сказала, что её только что обругали на улице ни за что, ни про что. Тамара на это сокрушённо вздохнула:

– Как ты с мужем будешь жить? Как ты не понимаешь, что «дура» – это для мужиков не ругательство. Они как раз дур любят, умные-то с ними не водятся. По-своему, конечно, но любят, а кому-то и такой «любви» не светит. А «тёлка» – это обычное наименование женщины, иногда даже любимой. Теперь так и говорят: «Моя тёлка круче всех!». Вроде как комплимент женщине отвесили, особенно если таким голосом, каким «Отпетые мошенники» поют. А ты сразу в слёзы. Нельзя же такой в наш хамский век быть!

– Дык это, кагица, можт ты сма винвата? – предположил, по своему обыкновению глотая слова, мастер теплоснабжения Вовка Тарантасов.

– Полька, а какие хоть из себя те уроды, которые тебя жопой обозвали? – оживились другие барышни, а Акулина всё наседала: – Лысые? Ну, хотя бы плешь-то есть? И начёса нет? Ой, Полька, я бы на твоём месте… Убежать от такой красоты! Везёт же некоторым, а ты не просекла, раззява!