Шрифт:

-
+

Интервал:

-
+

Закладка:

Сделать
1 ... 25 26 27 28 29 30 31 32 33 ... 54
Перейти на страницу:

Кто мог знать, что в тисках депрессии цветные захотят играть и петь, а если захотят, откуда возьмут на это деньги? Кто? Да мистер Коузи, вот кто! Он понимал то, что понимает каждый уличный шарманщик: где музыка, там и деньги. Есть сомнения? А вы по церквям походите. Он и еще кое-что предусмотрел. А именно: если цветных музыкантов не обижать, хорошо им платить, холить их и лелеять, они будут рассказывать друг другу о таком волшебном месте, где их пускали с парадного хода, а не через кухню, как прислугу; кормили в зале, а не на кухне; где с ними обращались как с гостями, стелили им кровати, не заставляя спать в машинах, автобусах или в борделе на окраине. О таком месте, где их инструменты не воровали, напитки не разбавляли и отдавали дань их талантам, так что ездить за признанием в Копенгаген или Париж им ни к чему. Чтобы вдохнуть такой атмосферы, цветные съедутся толпами. Те, у кого деньги есть, выложат; у кого нет – найдут. Конечно, всем удобней было думать, что все негры бедные, прямо побираются, а тех, кто побогаче, кто зарабатывает хорошие деньги и не сразу с ними расстается, считать чудом, но чудом несколько постыдного свойства. Белым такой подход нравился, потому что негры с деньгами и соображением их нервировали. А цветным он нравился, потому что в те дни они только бедным доверяли, считали бедность добродетелью и знаком честности. Слишком большие деньги попахивали преступлением и кровью. А мистер Коузи плевал на это. Он хотел, чтобы было где отдохнуть тем, кто думает так же, как он, тем, кто ищет, как обойти историю.

Но только чтобы на высшем уровне: вечернее платье вечером, спортивный костюм для спорта. И никаких чтоб пузырей на коленках. В спальнях цветы, на столах хрусталь. Музыка, танцы, а можешь и в картишки перекинуться – этак приватно, в дружеской компании: нельзя же лишать музыкантов или, скажем, врачей удовольствия проигрывать столько, сколько большинству не заработать и за всю жизнь. В те дни мистер Коузи был на седьмом небе. Он любил одеваться в костюмы от Джорджа Рафта, любил гангстерские автомобили, но душой был при этом чистый Санта-Клаус. Если какая-то семья не могла заплатить за погребение, он шел и тихонько договаривался с похоронной конторой. Его дружба с шерифом многим отцам вернула сыновей, уже ощутивших холод наручников. Нисколько не кичась этим, он годами оплачивал больничные счета одной женщины, пострадавшей от инсульта, а ее внучке оплачивал колледж. В те дни обожателей у него было куда больше, чем завистников, и весь отель грелся в лучах его славы.

Мэй, дочка пастора, была добросердечной девушкой, воспитанной в духе ответственности и трудолюбия; на бизнес она набросилась, как пчела на цветочную клумбу. Вначале мы с ней вдвоем управлялись на кухне, а малыш Билли заведовал баром. Когда стало ясно, что истинная королева кастрюль – это я, ее перебросили на хозяйство, бухгалтерию, снабжение, а ее муж договаривался с музыкантами. Думаю, тогдашний быстрый расцвет отеля – заслуга наполовину моя. В жизни раз бывает, чтобы вместе сошлись «Фэтс» Уоллер[38]и хорошая кухня. Тем не менее Мэй меня восхищала. Все держалось на ней – чистота скатертей, оплата счетов, обучение персонала. Мы были с ней как механизм часов. А мистер Коузи – как циферблат со стрелками, которые показывают, что время пришло. Пока мы были единственными женщинами, дела шли прекрасно. Трещать по швам все начало, когда появились девчонки - Кристина и Гида. Ах, да знаю я, знаю все «объективные» причины: вонь от консервного завода, гражданские права, интеграция» А поведение Мэй стало странным в пятьдесят пятом году, когда тот мальчик из Чикаго попытался вести себя как мужчина, и за эту попытку его забили насмерть. Такой типично миссисипский ответ на десегрегацию – или что там еще им мешает, губит их мужское естество. Мы все были потрясены тем, что сделали с мальчишкой. А ведь какие глаза у него были лучистые. Для Мэй это стало знаком свыше. Тут же поспешила на пляж, где закопала в песок не только документы, но фонарик и бог знает что еще. А белые-то были наготове. Только и ждали, чтобы какой-нибудь негр разозлил их и они получили бы повод кого-нибудь повесить и закрыть отель. Мистер Коузи презирал ее страх.Думаю, за то, что этот страх был слишком обоснован. Выросший в семье марионетки белых, он сам изо всех сил продолжал дергаться. Процветание то ли было, то ли нет, но к пятьдесят пятому году уже давно дела шли на спад. Я это предвидела еще в сорок втором, когда мистер Коузи греб деньги лопатой, а отель был просто картинка. Видите вон там окошко? Оно выходило прямо в рай, который устроили ему мы с Мэй: когда малыш Билли умер, мистер Коузи купил то парикмахерское кресло, в котором они когда-то сиживали по очереди, и что-нибудь с год или около того сидел в нем сиднем. Потом вдруг рванул как ошпаренный опять в бизнес, назаказывал богатого серебра и с нами вместе принялся вновь делать из отеля элитное злачное место. Откуда в нем только силы брались. В те времена – тогда мужчины еще носили шляпы, а шляпы мужчинам так идут – он был очень даже хорош собой. Женщины за ним увивались поголовно, и я глядела во все глаза - кого, думаю, он еще подцепит. Переплетенные буквы «К» на серебре обеспокоили меня: я-то думала, он случайных женщин ни в грош не ставит. Но если сдвоенная «К» значит Каллистия Коузи, стало быть, всё, он выжил из ума. Но уж когда он в тысяча девятьсот сорок втором наконец и впрямь сделал свой выбор, это меня просто с катушек сшибло. Официальным объяснением было, что он хочет детей, множество детей, чтобы, как во времена малыша Билли, не было пустоты вокруг. А для материнства, видите ли, только нетронутая девушка подходит. Н-да, попрыгал, попрыгал козликом, да и закончил там, где детей-то делают пачками, вот только девственницу вряд ли сыщешь. В бухте Дальней что ни могила женщины, то можно вешать одну и ту же табличку с эпитафией: «Умерла, замученная детьми». Его женитьба на Гиде была для бизнеса вроде как первый гвоздь в крышку гроба. Оказывается, он выбрал девушку, которая была все время на глазах. И о которой ее родители еще ни с кем не сговаривались. Да эти помоечники ее будто щенка отдали. Нет, как я это себе представляю, Гида принадлежала Кристине, а Кристина ей. В любом случае, если он надеялся улучшить породу, какую-то свежую кровь внести, то ничего у него не вышло. От Гиды он не дождался даже головастика и, как обычно принято у мужчин, возложил вину на нее. Женился, несколько лет подождал, да и побежал опять к своей фаворитке – да, к ней, к Каллистии вновь стал похаживать. Казалось бы, одну из его женщин уже хватил удар после того, как они в песочке покувыркались, так не ходи больше за этакими удовольствиями на пляж. Но нет. Даже брачную ночь свою там провел – значит, любил он океан, уж так любил. В хорошую ли погоду, в плохую ли. В этом я с ним заодно.

Москиты мою кровь не любят. Когда-то в юности меня это обижало, я не могла понять, что отверженность бывает благостной. Поэтому ничто мне не мешало любить пешие прогулки, и я ходила домой с работы по берегу, какая бы ни стояла на дворе сырь и хмарь. Теперь небо пустое, там все будто стерлось, а в те времена Млечный Путь яркий был – всегда на месте, как грязь на дороге. В его свете все выглядело особенно шикарно, словно в черно-белом кино. Как бы тебе туго ни приходилось в жизни и какое бы ни было у тебя настроение, но когда над тобой такое звездное ночное небо, волей-неволей чувствуешь себя богатым. Да тут еще и море. Рыбаки говорят, будто бы там внизу есть существа, которые похожи на свадебную фату с золотыми нитями и рубиновыми глазами. А есть - которые напоминают воротники или зонтики, сплетенные из цветов. Вот обо всем об этом я и думала однажды жаркой ночью после долго откладывавшегося празднования дня рождения. Время от времени, когда мне этого хотелось, я ночевала у матери в бухте Дальней. Той ночью я туда и шла, усталая как собака, и вдруг увидела мистера Коузи – как он с туфлями в руке идет на север, возвращаясь к отелю. Я шла поверху, где трава, чтобы меня хорошенько прохватило бризом, выдуло из моей униформы запахи кухонного дыма и сигар. А он – далеко внизу, шлепал прямо по воде. Я подняла было руку, хотела крикнуть ему, но что-то в нем – может, наклон головы или какой-то еще намек на окутывающую его тайну – меня удержало. Хотела привлечь его внимание, но крайняя усталость и еще не выветрившаяся тяжесть в голове заставили молча идти дальше. А дальше я увидела еще кое-кого. На подстилке сидела женщина и обеими руками массировала себе виски. Я остановилась, а она поднялась, голая как правда, и вошла в волны. Было время отлива, так что ей пришлось идти довольно долго, а вода все не доходила до пояса. Странные клочковатые облака то и дело перекрывали луну, и, помню еще, у меня вдруг сердце так и упало. Шлемоглавики-то ох пошаливали тогда! Они к тому моменту уже утопили братьев Джонсонов, чуть не убили девушку с консервного завода – кто способен угадать, что еще у них могло быть на уме! Но женщина брела все дальше, все глубже уходила в черную воду, и видно было, что она их не боится – что она вовсе ничего не боится, – потому что вдруг вытянулась, подняла вверх руки и нырнула. Я помню ее скользнувшее дугою тело лучше, чем события, произошедшие вчера. На какое-то время она пропала из виду, и я не дышала так же долго, как и она. Наконец она показалась на поверхности, и я снова смогла дышать, глядя, как она плывет обратно на мелкое место. Она встала на ноги и опять принялась массировать виски. Ее волосы, намокшие и облепившие голову, понемногу распушились и стали похожи на облака, что марали собой луну. Потом она… ну, что ли, клич издала. По сей день не пойму, было ли это слово, мелодия или вскрик. Знаю только, что на этот клич мне хотелось отозваться. Несмотря на то, что обычно-то я тиха как камень. Да, Каллистия, да…

1 ... 25 26 27 28 29 30 31 32 33 ... 54
Перейти на страницу:

Комментарии
Минимальная длина комментария - 20 знаков. Уважайте себя и других!
Комментариев еще нет. Хотите быть первым?
Жанры
Показать все (23)