от отцовской одежды и разнесенный по Дому веселыми сквозняками, сразу же делал его привычным и родным.

Наверное, я сам бы мог сделать все так, как отец, чтобы Дом глотнул свежего воздуха. Но я не сделал этого. Я сознательно продлевал в себе до мучительной сладости несправедливое чувство обиды на отца за то, что он так надолго оставил меня без себя. Я готов был лишний раз обвинить его в том, что мне так плохо и одиноко на пороге собственного дома. И, не справившись с этим чувством, позорно пустился в бега, предоставив Стояну самому разбираться с бесчисленными ведрами, сумками и пакетами, которыми нас одарили дядя Вадим с Геней и щедрое семейство Сенчиных.

Крикнул с порога:

— Я к Борьке! — и умчался в соседний подъезд.

Была суббота. Боб учил сопливого Илюшку мыть пол на кухне.

Мы, как всегда, хлопнули друг друга поднятыми до уровня плеч правыми ладонями и уединились в «учебке», как Борькин отец называет крошечную девятиметровую комнату, где уже восьмой год мой кровный друг утверждает свой авторитет, а его кровный брат — свою независимость.

Вот и теперь, изображая восстание Спартака, Илья орал из кухни, что без Боба ничего делать не будет.

— Вот, зараза! — ругнулся Борька. — Он сейчас мультики смоется смотреть, а мне по полу с разбитой коленкой елозить! Мать ведь не с него, а с меня спросит.

Ну, мы по быстрому обменялись каждый своим "блокбастером" новостей. Но не прошло и получаса, как на пороге возник Илюшка с изрядно подросшими верхними зубами и радиотелефоном в руке.

— Это Стоян! Юрку!

Я взял из его грязных рук липкую трубку и назидательно изрек:

— Кому Стоян, а кому Стоян Борисович, понятно?

И в трубку:

— Стоян, это я…

— Дуй домой, бродяга! А то надолго поводок укорочу!

Поскольку ключа я не взял, пришлось звонить.

Стоян встретил меня в позе хирурга, вымывшего руки по методу Спаса-Кукоцкого. Но от этого самого метода осталась лишь заключительная поза.

Поднятые руки его были в какой-то коричневой дряни от кончиков пальцев до согнутых локтей.

Не сказав ни слова, Стоян крутанулся на пятках и помчался на кухню, куда с нарастающим интересом повлекся и я. Там на всех горизонтальных поверхностях стояли миски и кастрюли всевозможных размеров, заполненные странным месивом, похожим на поросячье варево.

Просто фильм ужасов!

Космическая плазма в безудержном размножении!

Меня всего так и передернуло!

— Стоян! Что это? Откуда?

— Щедрые дары из Меатиды! Леший бы их побрал!

— Послушай, — робко сказал. — Если это все так подавилось, может, мы все это того…выбросим?

— Сплюнь три раза через левое плечо! Это ж грех!

Черные глаза Стояна затравленно смотрели на меня. Ну, просто бычок, загнанный в угол на корриде. Он же вырос в Обиточном, где все, что родила земля, солили, мариновали, сушили, укладывали на зиму в песок или опилки — только бы не пропало, только бы землю не обидеть!

— Но ты же сам сказал…про лешего?

— Сказал…Сказал…Вот и аукнется мне, что сказал! А ты вот что, сбегай за сахаром. Мы повидло варить будем.

— А сколько?

— Чего сколько?

— Ну, сахара. Сколько покупать?

— Кто его знает! Я тут косточки начну вынимать, а ты сбегай пошуруй в справочниках. Ты же у нас специалист! Ну, давай, давай, энциклопедист задрипанный!

Я не стал уточнять, кто из нас «задрипанный» и покорно отправился в кабинет отца. Принес нужный том энциклопедии и между «повивальной бабкой» и «повиликой» нашел «повидло», о котором прочитал вслух:

— «Повидло (чешск. povidla) протертые фрукты или ягоды, сваренные с сахаром, иногда патокой, медом… Содержат не более тридцати трех процентов воды, сахара не менее шестидесяти процентов…»

Я замолчал. Наступила тишина. Стоян замер над тазом с сине-зеленой мякотью из бывших слив, погрузив в нее руки почти до локтей.

— Ну, — наконец сказал он. — Так сколько же сахара, исходя из этой абракадабры, мы должны купить?

— Я откуда знаю! Ты же взялся варить повидло! Написано: «…сахара не меньше шестидесяти процентов».

— От чего считать эти проценты, балбес?

— Не знаю… «Бывалый»!

— Ты бы еще по орфоэпическому словарю прочитал, умник! Иди, поищи об этой… «вкусной и полезной» или какой-то там еще пище.

Я демонстративно громко захлопнул дверь и опять поплелся в кабинет.

Притащил две поваренных книги. Стоян выбрал затрепанное кулинарное руководство, изданное в год рождения отца, и решил измерять уваренное пюре стаканами и, соответственно, добавлять сахар в нужном количестве.

— Стоян, — взмолился я. — Пока ты будешь вынимать косточки, варить и измерять это самое пюре — магазины закроются!

Он выпрямил спину и обреченно вздохнул:

— Ладно, отличник. Возьми у меня деньги из куртки и купи четыре килограмма. Все равно на больше не хватит.

Когда я вернулся, со сливами еще не было покончено, но Стоян сидел за столом, горестно подпирая руками голову. Перед ним стояла наша видавшая виды огромная выварка с мятыми грушами.

— Слушай! Что ты там талдычил о «смеси фруктов»?

Я нашел нужную страницу и прочитал:

— «Но более вкусное и приятное на вид получается из смеси указанных фруктов».

— Каких «указанных»?

Я повел глазами вверх.

— Яблок и слив.

— Так, заменим яблоки грушами. Кстати, Роман любит именно груши. Итак, садись. Будешь резать груши на дольки. Гниль — выбрасывай.

Тяжело вздохнув, я рухнул на табуретку рядом с ним.

Мы резали, сваливали все в кучу, доливали воду, варили, цедили, измеряли это ужасное месиво стаканами. Несколько раз я пытался увильнуть от работы. Телек хоть и неважно, но принимал сигнал после пожара на Башне, и «Морскую полицию» по шестому смотреть можно было. Так нет! Стоян каждый раз удерживал меня на кухне железной рукой. Ну, просто «Мишкина каша» у нас получалась какая-то. И, главное, у доктора Дагмарова начисто исчезло чувство юмора.

— Стоян! Ну, давай из остального компот сварим.

— Ну, сварим пару ведер компота!

— Да Светлана Ивановна сама бы эту слякоть выбросила и еще посмеялась бы над нами.

— Работай давай, Спиноза!

— Ну, почему раньше такого не было? При тете Элле?

— Потому что разумная женщина не один раз приезжала к нам из Меатиды и знала, что невозможное невозможно.

— А ты?!! Ты что, первый раз с юга возвращался?!!

— Я сказку про жадного попа плохо усвоил. Так что учись на моем опыте, осваивай классику! Пригодится в жизни. Мы что раньше везли? Абрикосы сушеные, твердые груши… Да и дорога была легче. На таможнях не простаивали и в самую дневную жару по степи не раскатывали.

На обед мы прервались только после того, как я, в совершеннейшем раже, искрошил в очередную кастрюлю вместо груш