нагнулся, чтобы поджечь сарай. Пашка размахнулся и со всей силы ударил его прутом по спине. Немец споткнулся и упал на колено, повернувшись к Пашке лицом, каска слетела с головы и валялась рядом. Павел с размаху вонзил прут в его шею. Огонь от факела начал лизать стены сарая. Но из сарая уже выбирались люди и убегали прочь от своей смерти. Пашка смотрел, как мучается немец, несмотря на все, он был еще жив. Он сдернул с его плеча автомат и в упор выстрелил в немца. Неожиданно Павел почувствовал удушье и рвотные спазмы в горле, его колотило, он согнулся пополам, а на землю с его головы капали крупные капли пота. Тотчас он услышал крик Лиды, он оставил ее в сарае, неужели она не успела вылезти. Сплюнув содержимое желудка на землю, он побежал за угол сарая. Доска, загоревшись и сорвавшись с гвоздя, упала на Лиду, еще минуту, и она бы загорелась вместе с ней. Пашка сбросил горевшую доску, и вытащил Лиду, которая от боли заплакала. Пашка сел рядом и от бессилия заплакал вместе с ней.

Такими их застали солдаты, которые зачищали от немцев только что освобожденную территорию. Их срочно отвезли в санчасть, а потом переправили в госпиталь, в глубокий тыл. Лида стойко переносила боль от ожогов, и ее детский организм помогал в этом. Пашка все время находился рядом. Хирург, лечивший Лиду, хотел помочь девочке избежать осложнений в виде коллоидных рубцов на шее и плече. У него такого опыта не было, да и профильных лекарств тоже.

Он подозвал Павла и сказал, что хочет обратиться к хирургу, своему другу, который работает недалеко отсюда, это тоже военный госпиталь, но рангом выше. Он напишет записку, а Павел отвезет ее и попросит помочь девочке. Павел с радостью согласился.

Через неделю Лиду перевезли в другой госпиталь. Ее поместили в маленькую палату, скорее комнату, где стояла одна кровать. Устав от дороги, Лида уснула. Она проснулась от того, что кто-то гладил и целовал ее здоровую руку и тихо говорил:

— Доченька моя, Лидочка, дорогая моя девочка, какое же счастье, что ты жива!-

Лида открыла глаза и вскрикнула.

— Папочка! Я нашла тебя! –

— Это твой братик меня нашел, пришел и стал просить вылечить сестренку, она такая маленькая и очень хорошая и храбрая! Ну как я мог отказать! –

Рядом с ней сидел ее папа, папочка — и теперь они снова вместе. А за его спиной стоял Пашка, который смеялся, а из глаз предательски катились счастливые слезы.

ДЯДЯ САША

После войны советские города были наводнены людьми, которым посчастливилось выжить на фронте, но потерявшим в боях за Родину руки и ноги. Самодельные тележки, на которых юркали между ногами прохожих человеческие обрубки, костыли и протезы героев войны портили благообразие светлого социалистического общества.

В 1949 году, перед празднованием 70-летия юбилея Великого Сталина, в СССР были расстреляны фронтовики, инвалиды Второй мировой войны. Часть их расстреляли, часть вывезли на далекие острова Севера и в глухие углы Сибири с целью дальнейшей утилизации. Окончательное решение вопроса инвалидов в СССР было проведено силами специальных отрядов советской народной милиции. В одну ночь органы провели облаву, собрали бездомных инвалидов и на вокзалах погрузили их в вагоны, отправив на Соловки. Без вины и суда, чтобы они неприятным видом своих фронтовых обрубков не смущали граждан и не портили идиллическую картину советских городов. Существует мнение, что беспризорные инвалиды ВОВ, коих было после войны десятки тысяч, прежде всего, вызывали злость у тех, кто действительно просидел войну в штабах. Инвалиды в одночасье были удалены из городов, хотя их отлавливали вплоть до хрущевского времени. Одним из мест их ссылки стал остров Валаам. Вывозили не всех, а тех, у кого не было родственников, кто не хотел нагружать своих родственников заботой о себе или от кого эти родственники из-за увечья отказались.

Некоторые вернулись домой, где их ждали и любили и приняли даже таких. Они нашли в себе силы адаптироваться к новой жизни, но их было не больше половины. Даже те, которые жили в семьях, боялись показаться на улице без сопровождения родственников, чтобы их не забрали.

Страна не принимала инвалидов-победителей за их увечья, за потерю ими семей, крова, родных гнезд, разоренных войной. Карала нищетой содержания, одиночеством, безысходностью. Всякий, попадавший на Валаам, мгновенно осознавал: «Вот это все!» Дальше — тупик. «Дальше тишина» в безвестной могиле на заброшенном монастырском кладбище.

В пятидесятые годы решали данную проблему одним путем — социализировать безруких и безногих в дома инвалидов. Но подобных учреждений после ВОВ не хватало. Надо отметить, что многие безрукие и безногие мечтали попасть в дома инвалидов, так как это был единственный для них выход, если они хотели жить. Там кормили, лечили, ухаживали за ними, но чаще свободных мест не было.

Вопреки легенде никого на Валаам насильно не загоняли и паспорта не отбирали. Наоборот, сюда надо было ещё постараться попасть — типичная ситуация — солдат возвращается с войны без ног, родственников нет — убиты по пути в эвакуацию, или есть — старики родители, которым самим требуется помощь.

Большинство этих людей жили и умерли на острове Валаам. Было еще одно место, — степи Казахстана. Там в степи, калек-фронтовиков выбрасывали из товарных вагонов и расстреливали из пулеметов"… Эти кровавые факты стали известны совсем недавно, пока не рассекретили документы с грифом «Совершенно секретно».

Интернат на Валааме — это идеальный образ разбитой жизни. Без будущего, без надежды, в окружении эпически прекрасных гранитных скал и ревущего Ладожского озера, по которому навигация открыта лишь 5 месяцев в году.

Вот туда и попал в начале пятидесятых годов прошлого века дядя Саша — Александр Александрович Спиридонов, фронтовик, калека без двух ног, с привязанной к туловищу доской на подшипниках.

Спиридонов встретил войну в числе первых советских солдат. Незадолго до войны он окончил Саратовское танковое училище и был направлен на службу в воинскую часть под Москвой.

Военная служба давалась Александру легко, он быстро дослужился до командира танка Т-26, собрав возле себя славную команду экипажа. Советские танкисты полюбили танки БТ за скорость. Однако, важным было и другое их качество: потеряв гусеницу,