— Не двигаться, — приказала я тихо великану, делая шаг назад. — А то будет хуже.

Но тот и не думал двигаться, а смотрел на меня усталыми глазами. У человека было открытое, очень загоревшее лицо, которое имело буквально кирпичный оттенок, большие руки, которые как-то беспомощно выглядывали из коротковатой куртки.

— Ты чья будешь? — спросил он меня удивленно. — Что-то я тебя не помню.

— Сколько человек в доме? Погорельцев там? — не отвечая на его вопрос, я стала быстро задавать ему свои, боясь, что наше мирное сосуществование может прерваться в любую минуту.

— Игорь? Там. Один сидит…

— Веди, — приказала я коротко. — Но только без фокусов.

«Если врет, то придется стрелять», — прикинула я, проверяя, заряжено ли ружье. Все нормально, из ружья при необходимости можно было «стъельнуть» в тех, кто будет мне мешать.

— Надоели вы мне все, — только и сказал на это незнакомец в сапогах. — Хуже горькой редьки.

Он подошел к домику, открыл своим ключом замок, и я нырнула вслед за ним в дверную щель, оказавшись сразу в темноте. Это были сени, откуда мне через мгновение стало видно небольшую комнатку и сидящего спиной к двери за столом мужчину.

— Руки вверх! — сказала я, оставаясь в дверном проеме и держа на весу ружье. — Все арестованы.

Мужчина оглянулся — это был Игорь Николаевич Погорельцев собственной персоной.

— А в чем дело? — спросил он удивленно.

— Ну вот я вас и нашла, — ответила я, наконец-то переводя дух. — Побежали скорее. Уходим.

— Куда это? — еще больше удивился он. — Вы, собственно, кто такая?

— Частный детектив Татьяна Иванова. Но подробности потом.

— А я-то думал, что вас прислал Петруша. Жаль, очень жаль, — сказал Погорельцев и снова сел на свое место. — Увы, тогда мне придется здесь пока остаться.

— Вы что, с ума сошли? — поразилась я, бросая на стол наручники. — Вот, надевайте ему наручники, пока я держу его под прицелом, и не разговаривайте долго. Вас же ищут, все буквально сбились с ног…

— Е-мое, так ты не из здешних? — удивился незнакомец в сапогах. — Из города, что ли? Из милиции? Тогда совсем другое дело. Это же просто отлично!

— Кто ищет? — заинтересовался другим вопросом Погорельцев.

— Жена, сын, брат, милиция, в конце концов! Вы же пропали с поезда неделю назад, проводится расследование…

— Ничего не понимаю, — сказал Игорь Николаевич, наморщив лоб. — Я же просил в Тарасов телеграмму отправить, что все в порядке. Что, телеграмма не дошла, что ли?

— Телеграмма-то дошла, но она такого странного содержания, что нам, наоборот, пришлось усилить поиски.

Погорельцев вопросительно уставился на великана, которого я до сих пор держала «на мушке».

— Григорий, — строго обратился к нему Погорельцев. — Ты отправлял телеграмму, когда был в Крапивинске? В чем дело?

— Ну отправлял, — ответил нехотя человек, который, как я поняла, и был лесником дядей Гришей. — И чего из того? Правда, я твой листочек по дороге где-то затерял, но написал примерно по смыслу. Мол, не волнуйтесь, скоро позвоню, как ты и говорил.

— Вот что, — сказала я, выслушав их объяснение. — Делаем так. Я вас, Игорь Николаевич, доставляю домой к семье, получаю свой гонорар и надеюсь, что мы с вами больше никогда в жизни не увидимся. Остальное меня не слишком интересует.

— Хорошо было бы, да ничего не получится, — вздохнул Погорельцев. — Я бы и сам так хотел, но к ночи снова война может начаться. Если что — меня Петруша точно убьет.

— Самое главное не сказал, — вдруг что-то вспомнив, вмешался в наш разговор Гриша, — я ведь его нашел! Своими глазами сейчас видел.

— Нашел? — вскричал Погорельцев и от радости даже вскочил с места. — Что же ты молчишь?

— Сидеть, — приказала я, не опуская ружья. — Теперь никто не стронется со своих мест, пока не расскажет мне, что за фигня здесь у вас происходит. Не пойму: кто кого взял в заложники? От кого вы здесь прячетесь? Какая война? Очень быстро, но все по порядку.

— Битва за анаконду, — сказал Григорий и широко улыбнулся. — Не дай бог, заморозки начнутся, тогда она точно загнется. Хорошо хоть солнышко пригрело. Давай сам излагай, Игорь.

И Погорельцев поведал мне душераздирающую историю про то, как вез в своем чемодане удава, которого его давний друг Петруша, работающий в цирке, просил передать по дороге нужным людям. Наверное, передача состоялась бы благополучно, если бы не внезапный досмотр дорожной милиции на предмет перевозки наркотиков, который вызвал у Погорельцева такое сопротивление и даже протест. Можно представить, какой же сильный шок испытал Санька, когда увидел в чемодане, выхваченном у Погорельцева, огромного удава, тем более тот сразу же выскользнул из своей тюрьмы и нырнул в заросли.

— Мне ничего не оставалось делать, как побежать за ним, — взволнованно блестя глазами, рассказывал Погорельцев, и я подумала, что все те, кто до этого рассказывал мне про его «странности», все же были отчасти правы. — Набрел на Гришу, мы попробовали искать вместе, но целый день прошел безрезультатно. Но когда Гриша сказал, что в деревне у кого-то бесследно пропало три цыпленка, я понял, что удав прячется где-то здесь, неподалеку, и не будет скрываться в чаще, раз уж приспособился добывать себе пищу таким образом. Насколько я мог судить по внешнему виду, это молодой королевский удав, который должен питаться раз в три дня, а потом где-то отлеживаться, переваривая пищу.

По словам Погорельцева, самой главной его ошибкой было то, что он рассказал про своего удава деревенским жителям, надеясь, что они тоже подключатся к поискам экзотического змея. Но вместо того чтобы помочь в поисках, они, наоборот, объявили «гадюке» настоящую войну и теперь поджидали удава с дубинами и рогатинами, придумали разнообразные ловушки, как бы его изловить и изничтожить.

Они и самого Погорельцева чуть было не «взяли в плен», чтобы тот не помешал им учинить расправу над вором, но хорошо, что лесник спрятал Игоря Николаевича у себя, и теперь они вместе держали оборону.

Как выяснилось, я появилась в самый критический, так сказать, переломный момент войны, и теперь рассматривалась защитниками удава не иначе как пришедшее вовремя подкрепление.

— Как же я могу теперь? — спросил меня Погорельцев. — Ведь они этого красавца топором изрубят в лапшу и даже глазом не моргнут. А ты бы его только видела! Уникальная порода. Редчайший экземпляр. Я, конечно, по змеям не специалист, но чувствую, что мне Петруша потом этого никогда не простит.

Что тут было возразить? Какая-то логика в словах Погорельцева проглядывала. Весьма своеобразная, но все же…

— Гриша предлагает его сетью изловить, но я не знаю, никогда раньше не пробовал. Как бы не повредить. И вообще как-то страшновато, — продолжал делиться вслух своими переживаниями Погорельцев. — Вот если бы Петруша подъехал, ему ведь тоже телеграмму отослали.