Я указываю на экран.

– Поверить не могу, что они используют мое фото в рекламе игры!

Сидни ужасно смешит моя реакция.

– Придется поверить! Ребята, а что вы здесь делаете? Игра окончена? Или вы решили больше не рисковать? Не участвуете в розыгрыше гран-при? А в Колорадо они только начали.

Рука Иэна сдвигается вниз и сжимает мою талию – и это не ускользает от внимания Сидни.

– Мы сейчас вроде как в режиме «поживем – увидим». Кстати, грим у тебя просто фантастический.

Она проводит рукой по щеке.

– Да, Ви очень талантлива.

Он на секунду прижимается лицом к моим волосам.

– Да, очень.

Сидни наклоняет голову набок, будто плохо расслышала.

Какая-то часть меня хочет насладиться этим моментом, но другая мечтает только об одном: побыстрее покончить со всем этим. Сейчас же! Готова не готова, но я открываю рот.

– Э-э, Сид, нам надо поговорить.

Как бы мне хотелось сказать ей, что это часть игры!

Она хмурится.

– Например, о том, почему ты решила дальше играть в НЕРВ? Мне кажется, я понимаю. – Она подмигивает Иэну. Да что это с ней? Она что, думает, я смогу за нее словечко замолвить, когда она будет пробоваться для игры в следующем месяце?

Иэн игнорирует ее и достает телефон, как будто ему нужно проверить сообщения. Кидает на меня взгляд и посылает воздушный поцелуй, ни разу, ни на секунду даже не покосившись на Сидни. Мне кажется, я влюбилась.

Сидни стоит с ничего не выражающим лицом. Интересно, ее вообще хоть когда-нибудь игнорировал парень?

– Так вот, Сид… – говорю я.

В глубине театра грохает дверь.

Томми решительным шагом входит через главный вход. Его глаза нацелены на меня, как лазеры.

Меня охватывает чувство вины. Я неуверенно машу ему рукой. Что он здесь делает?

Он поднимает к лицу серьезного вида камеру. Прицепленный к ней микрофон в муфте торчит, как рог у носорога. О боже, он наш официальный Зритель!

Я поворачиваюсь к Иэну, но он уставился в свой телефон с выражением полного шока на лице. Потом сглатывает и говорит:

– Просто скажи ей все, что должна. Быстро.

Я прочищаю горло и говорю Сидни:

– Я согласилась пойти на раунды в прямом эфире из-за того, что обиделась на тебя.

Она прижимает руку к груди.

– На меня?

Мне ее даже жаль. Наше с Иэном поведение наверняка ломает ей все шаблоны.

Томми останавливается рядом – так что мы с Сидни оказываемся в кадре, под микрофоном. Красный огонек на камере пульсирует, как сердце.

Сидни щурится.

– Что это ты делаешь, Томми?

Он прижимает палец к губам.

Я хватаю Сидни за руку.

– Давай пойдем в гримерку.

Она сопротивляется.

– Что происходит? Почему ты на меня обиделась? – ее голос звучит все громче.

Она что, правда не понимает?

– Я скажу тебе с глазу на глаз.

– Если бы тебе хотелось поговорить с глазу на глаз, – вмешивается Томми, – твой бойфренд не передавал бы все происходящее в Сеть.

Сидни сдвигает брови и быстрым движением поворачивает к себе телефон, который держит Иэн.

– Ты тоже нас снимаешь? Это что, испытание? Ты делаешь это для следующего испытания?

Иэн убирает телефон, но вместо того, чтобы ответить Сидни, только оглядывает всех присутствующих исподлобья, будто бросая вызов любому, кто попробует меня остановить.

Я пытаюсь покончить с этим ужасным испытанием.

– Слушай, Сид. Мне просто нужно сказать тебе кое-что, очень быстро, и мы уйдем. – Я говорю себе, что это нельзя считать вторжением в ее частную жизнь. Да она никогда особо и не дорожила неприкосновенностью своей частной жизни. На ее странице в ThisIsMe полно снимков, где она в бикини.

Я стараюсь говорить тише.

– Я обиделась на тебя потому, что ты начала заигрывать с человеком, который мне нравился.

– Громче, – требует Томми. – Публика тебя не слышит.

Сидни скрещивает на груди руки, отчего ее декольте становится еще более впечатляющим. Теперь, когда она знает, что она на сцене, совершенно невозможно угадать, как все обернется, но она все равно будет выглядеть прекрасно в глазах своей публики. Минуточку! Ведь это – моя публика!

Чем скорее я пройду испытание, чем больше у меня шансов выжить. Или хотя бы не упасть в обморок. У меня уже точки перед глазами пляшут.

– Ты знаешь, что мне нравился один из ребят, занятых в спектакле. – Я кидаю взгляд на Иэна, надеясь, что он оценил прошедшее время в моей тираде, но он явно меня не замечает. Лицо его искажено, словно от боли.

Я решаю продолжить.

– Но ты просто накинулась на него в последнем акте вчера вечером. В сценарии написано «поцелуй», а не «оральные домогательства».

Глаза Сидни становятся огромными.

– Это ты о Мэтью? – ее прекрасно поставленный голос разносится по всему театру.

– Что там насчет меня? – спрашивает Мэтью, спрыгивая со сцены. Когда он подходит к нам, я замечаю губную помаду трех различных оттенков у него на щеках и чувствую аромат духов – три разных запаха. Этот парень – просто ходячая чашка Петри.

Я поднимаю руку ладонью вперед:

– К тебе, Мэтью, это не имеет никакого отношения..

Кто-то выключил музыку. Мисс Сантана? Да где она вообще? И где Лив и Юлай? Они бы за меня вступились, я уверена. Все остальные пялятся на нас, а кое-кто снимает на телефон. Даже Джейк, единственный, кто помогал мне с костюмами, поднимает свой планшет, чтобы снять происходящее. За сегодняшний вечер можно было уже привыкнуть к подобному вниманию, но я кожей чувствую сверлящие взгляды камер.

Я поворачиваюсь к толпе.

– Окей, ребята, продолжайте веселиться. Все это вот-вот запостят.

Никто не двигается.

Я потираю ладони друг о друга.

– В общем, это все, что я хотела сказать тебе, Сидни. Теперь я ухожу. О, и ты переиграла в последней сцене с допросом. – Это должно удовлетворить второму условию испытания. Теперь, когда я это сделала, я больше на нее не злюсь. Да кому нужен этот Мэтью?

Она хватает меня за руку.

– Я тебе покажу, как «переигрывать». Ты только что обвинила меня в предательстве. Я не думала, что он всерьез тебе нравится! Я же тебя предупреждала насчет него, и не раз. – Щеки у нее багровеют, что на любом другом лице выглядело бы просто смешно, но у Сидни от этого только скулы становятся выше. – Ты и раньше обвиняла меня бог знает в чем, но я бы никогда не ударила тебя в спину. Ты разве не видела, как сильно Мэтью стиснул меня на сцене? Я вырваться не могла. Видишь, синяк?