глубине, лежит не стальной наконечник, а само Ритино сердце. Сколько сил она положила, чтобы скрыть клинок-наконечник от старшей сестры, и вот теперь навсегда его потеряла.

– Достать? – вдруг спросил крестианец.

Рита вздрогнула. Вопрос звучал слишком просто, для человека, но не для Навьей охотницы. Просить о чём-то мужчину значило выдать залог.

– Достань, – наконец решилась она. Егор отдал ей автомат и начал наскоро раздеваться. Рита смотрела, как под его светлой кожей перекатываются крепкие мускулы. Плечи широкие, не то что у недозрелых мальчишек из стаи Чертога. На левой руке розовел старый шрам от ножа. Торговать в Пустошах – дело опасное, даже для тех, кто умеет так ослепительно улыбаться.

Через минуту казначей остался в одном нательном крестике и исподнем. Он смело вошёл в холодную воду, хотя в преддверии осени только дурак полезет купаться. Выбрав место, куда мог упасть наконечник, он вновь оглянулся. Рита крепко сжимала доверенный ей автомат, даже привстала на цыпочки, чтобы лучше видеть над камышами, как человек окунётся. Махнув ей, Егор нырнул, но почти сразу же вынырнул. Отфыркиваясь и отирая лицо, он огласил: «Ледяная!», – и вновь исчез в глубине. На этот раз его не было очень долго. Настолько долго, что Рита успела распрощаться и с помощником, и с заветным ножом. Сколько родичей сгинуло в реках, в болотах и в таких вот прудах. Возле дна стоит лёд, ноги сводит судорогами, и ты тонешь, не успев даже понять в чём же дело.

К охотнице подошла недоумка. Ей надоело сидеть с тёткой в машине, хотелось самой поглядеть, как колышется ряска на мутной воде. Она хрипло дышала, чем только бесила Риту.

– Нешто утоп… – шепеляво пробормотала она. В эту секунду Рите самой захотелось её утопить, на радость тутошним водяницам, но Егор вынырнул раньше. Прежде всего над водой появилась вытянутая рука с наконечником. В ледяном царстве вил и русалок крестианец сумел нащупать заветный клинок. Довольный победой, он подплыл к берегу и вышел на сушу, вручил наконечник охотнице и даже не посмотрел сколько благодарности в её карих глазах. Казначей скорее оделся в сухое, взял девочку за руку и повёл её назад в броненосец. Нужно было укладываться в дорогу, распрячь лошадь, сложить тела работорговцев в телегу, поджечь и лишь затем возвращаться домой.

*************

За окном внедорожника проносились пасмурные очертания сосен. В горло Риты въелся химический запах отравы, которой люди заправляют машины. Окно перед ней на две четверти закрывалось бронезаслонками и смотреть через них можно было только вперёд. Рите не нравилось в ревущем и громыхающем металлическом ящике. Она с опаской поглядывала на распятие возле зеркала заднего вида. Всё в салоне для Нави было чужим, незнакомым, вонючим и чересчур громким.

Логово рядом, можно добраться до него и пешком, ещё засветло. Но всё-таки она села с крестианцем в машину.

– Как тебя зовут? – спросил Егор. Они ехали на передних сидениях, невегласе притихли на задних. Тётка следила через боковое окно за дорогой, недоумка, похоже, спала.

– Спрос. Кто спросит, тому лапой в нос, – буркнула Рита. Она не выпускала из рук нож-наконечник, опасаясь засовывать его обратно за пояс.

– Дорогой нож? – заметил Егор.

И почему она ему так благодарна, что он говорит с ней вот так, по-простому? Словно через минуту он остановит внедорожник и скажет: «Ну всё, выходи. Будь здорова!», и они расстанутся навсегда. Или всё-таки нет?

– От щура достался, – Рита сглотнула: голос предательски высох.

– От кого? – не понял Егор. Рита попробовала припомнить подходящее слово на оседлом наречии.

– От отца.

– А-а… – понимающе протянул крестианец. – Хороший подарок, от хорошего человека.

– Нет, не хороший он был.

– А ещё кто-нибудь из родни у тебя ес-сть? – с натугой переключил Егор заевшую передачу. Машина ускорилась и покатилась ровнее, в окно проник лунный свет. Броненосец вынырнул из-под полога леса на травяной луг.

Лето угасало быстро, тоскливо. Над полем клубился туман, граница между хмарью и мрачной землёй истончалась. Скоро ударят холодные ветры, Навьи стаи в последний раз поднимутся на охоту. Запасы давным-давно собраны, десятки невольниц обживаются в логове и почти что не плачут. Привыкли на верхних меженях в запертых клетках, наподобие той, в которой Рита сама побывала сегодня. Были среди них и смиренные крестианки. Так странно смотреть на человека, готового, пусть и по незнанию, рискнуть собой ради Нави. Ведь, если подумать, она гораздо хуже работорговцев. Или крестианец хотел обратить её в свою веру? Нет, он ни слова не сказал про Единого Бога, значит не знает, кого на самом деле везёт. Он всего лишь поступил честно, как Совесть велела. Такой прекрасный и светлый сосуд для неё.

Нужно что-то ответить. Рита совсем запуталась в чувствах, потому откровенно взболтнула.

– Моя почтенная мать здравствует и сыта. Отец сгинул в бою, но есть много родичей и сестра старшая.

– Строгая сестра у тебя? Это её ты испугалась, когда нож утонул?

– Нет! – Рита ответила слишком поспешно, и Егор улыбнулся. Как же чарующе он улыбается! Рита укололась об нож, чтобы совсем не одуреть. – Это не нож, а копьё. И за него я на всё бы пошла, – она замолчала, пристально глядя на крестианца. – За него даже жизни не жалко.

– Ну уж нет, никакие вещи жизни не стоят, – сказал он со знанием дела. – Часто в уплату товаров мне людей предлагали, но никто не властен владеть чужой жизнью. Жизнь – это дар, против которого восстают лишь мерзавцы. Они наказывают людей,