чем преступном не думает. Но слышит «Калинку-малинку», идет и убивает своего лучшего друга… Такое возможно?

– Хе… – Павлов подергал болонку за кудряшки. – С животными нечто подобное я проделывал неоднократно. Вот Жозефиночка знает… Она у меня выучилась по щелчку грустить, а по звонку радоваться. Я никогда не направлял свои действия на развитие агрессивных наклонностей, но при желании… Если вы знакомы с моими работами, мне нет нужды распространяться, механизм вам понятен.

Вадиму совестно было признаться, что он не читал ни одной работы величайшего академика.

– Я далек от физиологии… Можно хотя бы в общих чертах пояснить принцип действия?

Павлов и хохлатая болонка посмотрели на него с укором.

– Говорил я Луначарскому в Наркомпросе, что молодежь нынче безграмотная… но разве меня кто слушает? Ежели так, то вам, душа моя, надобно с азов начинать. Знакомы ли вы с кинорежиссером Пудовкиным?

– Так… шапочно.

– Он, с моего благословения, документальный фильм снимает. «Механика головного мозга». Хотя я просил назвать «Поведение человека и животных». Суть моего учения разложена на атомы – чтобы даже невежде было понятно. Аккурат для вас… Я смотрел рабочие кадры – немного вульгарно, но массовому зрителю иначе и не подашь. Так что, коли желаете, обратитесь к профессору Фурсикову, он консультирует съемки и… хр-р… хр-р…

Академик, не договорив, опять переместился в царство Морфея. Вадим исполнил ногтями барабанную дробь на крышке стола – не подействовало. Моргнул болонке, она с пониманием кивнула и отработанным приемом разбудила своего повелителя.

– А? – вскинулся тот. – О чем я?

– Об условных р-рефлексах, – напомнил Вадим. – О том, как научиться управлять эмоциями животных.

– Да… Но человек, душа моя, – создание высокоорганизованное. С ним психологические этюды проделать сложнее. Что вы там говорили: кто-то услыхал музыку и пошел убивать друга? Допускаю, что оное возможно. Музыка послужила своего рода отмычкой. Понимаете? В мозгу у этого несчастного уже была заложена программа действий: взять оружие и застрелить определенную личность. До поры она лежала под спудом, он не подозревал о ее наличии. А музыка – это как щелчок или звонок для моей Жозефиночки. Раз! – и нужные эмоции высвобождаются, двигают особь в требуемом направлении.

– Как же можно заложить такую программу?

– Способов много. Есть люди, обладающие силой внушения, так называемые гипнотизеры. Есть химические препараты, воздействующие на сознание. Есть соответствующие операции. Известно ли вам, что еще в конце прошлого века в Швейцарии эпилептикам удаляли часть мозгового вещества, что целиком меняло их поведение? Есть, наконец, практика воздействия на мозг при помощи игольчатых электродов. Полвека назад мой американский коллега Робертс Бартолоу экспериментировал со своей пациенткой, и она помимо воли совершала различные дейст… хр-р… хр-р…

Болонка уже без напоминаний стиснула челюсти. Академик зевнул и погрозил ей пальцем.

– Но-но, Жозефиночка! Ты же не хочешь стать кинозвездой у Пудовкина?

Болонка оскалилась и зарычала. Уняв ее, Павлов снова вспомнил о Вадиме.

– Учтите, душа моя, каким бы ни был способ воздействия на подопытного, это весьма непростая манипуляция.

– А возможно ли проделать ее без ведома… как вы сказали, подопытного?

– Хе… Мне подобные примеры неизвестны, но чего только не происходит в подлунном мире! Во всяком случае, для этого надо быть поистине искусником. Я поддерживаю общение со многими учеными мужами, но никому из них сие было бы не под силу. Разве что какой-нибудь самородок, действующий неофициально и… хр-р… хр-р… хр-р…

Собака Павлова вопросительно посмотрела на Вадима. Он сделал отрицательный жест. Будить досточтимого ученого не имело смысла – он задал направление дальнейших поисков, и за это ему громадное спасибо. Пусть отдыхает.

Вадим послал болонке воздушный поцелуй и удалился.

По улице он шел не торопясь. Коробило от мысли, что пора возвращаться в «Англетер» к Горбоклюву и Эмили – чтоб их черти взяли!

На Невском, с которым никак не вязалось новое название – проспект 25 Октября, – его затянула многоголосая сутолока. Нынешний Ленинград совсем не походил на тот малолюдный, разоренный, исхлестанный войнами и революциями Питер, о чьем облике уничижительно отозвался посетивший его в двадцатом Герберт Уэллс. «Улицы изрыты ямами, – писал он, – похожими на воронки от снарядов, зачастую в два-три фута глубиной. Кое-где мостовая провалилась, канализация вышла из строя. Все деревянные дома разобраны на дрова, и лишь их фундаменты торчат в зияющих провалах между каменными зданиями…»

Все давно уже было не так. И мостовые отремонтированы, и остовы разбитых домишек убраны, и строительство худо-бедно идет. Почти не видно следов разрухи, жизнь бурлит, город воскрес…

У кинотеатра «Пикадилли» Вадим остановился. Ну-ка, что там идет? «Золотая лихорадка», «Париж уснул», «Степан Халтурин»… А это что? Портрет волоокой красавицы и броская подпись под ним: «Несравненная Пирль Уайт в драме „Девственный рай“, производство Северо-Американских Штатов».

Вадим с сердцем шмякнул себя по лбу. Как же сразу не догадался! Свихнувшийся Зайдер поминал всуе именно ее – Пирль Уайт. Был с ней такой фильм-боевик – «Таинственная рука, или Кровавое кольцо», а нехорошие парни там ходили сплошь в масках.

Все сложилось. Непонятно только, какое отношение имеет голливудский кинохлам к условному рефлексу. И имеет ли вообще?

Размышляя, Вадим пошел дальше по проспекту, но был остановлен милиционером в шинели. Тот по-армейски откозырял, представился:

– Здравствуйте. Коломойцев, из угрозыска. Помните, я приходил к вам в больницу?

Вадим помнил. Этот коренастый разыскник руководил поимкой швейцара Евдокимова. Следствие раскручивал толково, спрашивал по существу.

Узнав, какую структуру представляет Вадим, сообразил, что в чужую епархию лезть не стоит, уточнил, не будет ли особых распоряжений. Распоряжений не было, и он сказал, что поведет дело о краже обычным порядком.

– Как вы меня нашли?

– Заходил в гостиницу, но вас не застал, на… – Коломойцев запнулся; ему нелегко было обходиться без въевшихся в речь жаргонных интонаций, в служебном общении не вполне уместных. – Шел по городу, увидел случайно.

– Что хотели?

– На два слова… – Он оглядел запруженный проспект и показал на теневую сторону, где что-то перестраивали. – Идемте туда, там народу поменьше.

Они перешли через магистраль, по которой ехали груженные углем повозки, легковые автомобили и полуторки. Отворили незапертую калитку и попали на территорию строительной площадки. По причине вечернего