На следующее утро Бабаджи вернулся, посмотрел на стены и сказал: «Еще не готово?» Я ответила: «Бабаджи, это невозможно!» Я была возмущена.

Это была невероятно тяжелая работа, и я рисовала с утра до ночи.

Прежде, чем я справилась, он ушел. Я стала искать его. Он сидел на простой скамье, глядя на долину долгим взглядом. Он был сама умиротворенность.

С негодованием я бросилась к нему и повторила: «Это действительно не по силам человеку!» Он же знал меня как человека, который всегда работал очень быстро.

Бабаджи ласково улыбнулся в ответ на мое негодование, а потом попросил меня разбить цветник перед его скамьей: «Это мое место!»

Его место в сердце. Мне было ясно, что я здесь должна создать здесь цветочную клумбу для него. Кругом были лишь дикие заросли, и я постаралась создать для Бабаджи новый цветник — лучший из тех, что были мне по силам.

Карамельная конфета

«Ты заболеешь!» — заявил мне однажды Бабаджи, и я задалась вопросом: «Как это может произойти, если я нахожусь в твоей милости?»

Под горячим апрельским солнцем я пошла назад, на Кайлаш, на этот раз с мунданом (бритой головой) и без головного убора. Во время спуска на полпути с Кайлаша я нашла большой тяжелый камень в форме сердца, который отнесла вниз, к клумбе Бабаджи. После этого я была полностью выжата, и так хотелось пить, что я могла напиться и из вод Гаутама Ганги. По пути мне встретился очень милый индус, он предложил мне особый напиток, сделанный из зелени, который он сам сварил. Мне было приятно, но я ужаснулась, поняв при питье, что оно было ледяным.

Хотя я и слышала внутренний голос: «Остановись! Не пей!», но от жажды выпила залпом целый стакан.

После этого мне стало очень плохо. У меня поднялась температура, начались понос и рвота. У меня был солнечный удар, потому что я вышла в такую жару без головного убора, с голой головой, на Кайлаш. Я вдруг очень ослабела и почувствовала себя несчастной. Так я поплелась к Бабаджи: «Пожалуйста, вылечи меня!»

«Нет!» Его «нет» было полно власти. У меня заметно прибавилось сил и пришло осознание того, что всё это было вызвано только моим невниманием к своему организму.

На следующее утро я всё еще не могла ничего есть, даже выпить черного чаю. В то же время я была настолько слаба, что едва могла подняться на одну ступеньку.

Тогда кто-то по поручению Бабаджи принес огромные конфеты — карамельки, самые крупные из тех, что я когда-либо видела. «Он посылает их тебе».

Мой ум, конечно, возмущался: «Как я могу сейчас есть сладости?», но мое сердце знало, что эти конфеты принесли с благословения Бабаджи. И точно: я съела их и вскоре выздоровела, так что смогла вернуться назад, потому что срок моей визы истекал в ближайшее время.

«Микадо» с Мунираджем

Бабаджи был на террасе, на крыше. Там же находились и несколько индусов, очень официально одетых. Были ли это политики? Бабаджи общался с ними.

Мунирадж и я оказались там случайно. Мне пришло в голову, что у меня с собой есть настольная игра «Микадо», и я предложила Мунираджу: «Давайте поиграем вместе», и так мы начали с Мунираджем играть в «Микадо».

Я была совершенно поражена тем, что Мунирадж вынимал только одну палочку, когда они лежали совершенно свободно, в то время как я рисковала всем возможным, чтобы получить их, и при этом несла соответствующие потери.

Сначала я подумала: «Это скучно, когда ничем не рискуешь». Но тут до меня дошло, что этим Мунирадж показал мне, как он работает, как это работает: он не мешает, любовь дает свободу — он позволяет всему идти своим чередом, вмешиваясь только тогда, когда это нужно для блага всех, т. е. тогда, когда Бабаджи сподвигает его на это.

Бабаджи и дети

Бабаджи отлично ладил и играл с детьми: он разрешал им лазать по себе вверх и вниз, корча при этом иногда самые дикие гримасы, целовал и обнимал их, показывая нам, что детям действительно нужны тепло и близость.

Однажды во всех смыслах взрослый человек, рослый и могучий, очень захотел посидеть на коленях у Бабаджи и быть любимым им, как ребенок.

Однажды, поднявшись рано утром на нашу террасу на крыше, я увидела, как Бабаджи лежал с этим огромным добрым человеком под одним одеялом, на крыше, с любовью положив его голову к себе на грудь.

Индивидуальный подход

Шила, очень умная индийская женщина, которая с 1972 года находилась рядом с Бабаджи, играла на фисгармонии и красиво пела (Бабаджи называл её «Свами Лакальфар», что означало «Свами-дровосек»), рассказала нам, как Бабаджи в один и тот же момент её игры и пения всегда говорил: «А теперь иди и запускай свой мотор». Это означало: «А теперь можешь пойти покурить».

А других вышвыривали из ашрама, едва те закуривали сигарету.

Даже среди существующих общих правил Бабаджи относился к каждому сугубо индивидуально.

Аутсайдер

Как-то вечером в ходе вечерней службы вошел необычайно свирепого вида мужчина со светлыми волосами, в черных грубых ботинках