ей будут сниться кошмары.

С любовью,

Мама

Теплота этих слов овевает меня. Когда я улыбаюсь, мои глаза наполняются слезами. Я не знаю эту женщину — я предполагаю, что она умерла, но ее слова, воскрешают в памяти воспоминания о собственной матери.

После окончания университета, я слышала, как другие говорят о том как будет разочарована моя мать, когда узнает, что не иду в юридическую школу. Какой позор! Какое разочарование! Я не обижалась на их слова. Я смеялась над ними, ведь знала свою маму, которая никогда ни к чему меня не принуждала, никогда не пыталась реализовать свои амбиции на мне. Так же как и мой отец, когда узнал, что я хочу изучать криминологию и социологию.

Да, я единственный ребенок, но мои родители никогда не взваливали на мои плечи груз своих надежд и мечтаний. Они нашли себя в собственной жизни и поощряли меня сделать то же самое. И эти строки заставляют меня думать, что с Греем было также.

Я снова думаю о моих собственных родителях. Через что они пройдут, если я никогда не вернусь? Через что я пройду, если больше никогда их не увижу? Я чувствую укол боли, но я полна уверенности, что вернусь к ним. Решимости сделать это, найти выход. Мое настроение снова поднялось, и поэтому я могу отложить грустные мысли в сторону и сосредоточиться на настоящем.

Я переворачиваю страницу, натягиваю на себя покрывало, беру печенье и начинаю читать.

Глава 12

— Что это? — гремит голос, и я подпрыгиваю, размахивая всеми четырьмя конечностями, от чего книга слетает с кровати, и прежде чем я могу прийти в себя, миссис Уоллес хватает ее. Домработница смотрит на обложку, а затем открывает книгу и снова смотрит.

Я собираюсь спросить, какая чрезвычайная ситуация привела ее сюда посреди ночи. Но затем я вижу свет в окне, просачивающийся сквозь занавески. И это означает, что сейчас не середина ночи, как я думала. Мы находимся на севере, и мы живем по летнему времени, что означает, что «рассвет» наступает около четырех часов утра в это время года.

Я потираю глаза и резко встряхиваю головой. Я до сих пор одета во вчерашнее, заснув читая.

Я смотрю за спину миссис Уоллес.

— Нет, — отрезает она, — Алиса не пришла будить тебя, потому что у меня было для нее более важное задание. Как только я поняла, что ты все еще в постели, я сама пришла за тобой и обнаружила, что ты ешь украденное печенье. Что достаточно плохо. Но это! — Она машет книгой. — Ты украла ее из библиотеки мастера?

Судя по ее тону, можно подумать, что я украла ее из сейфа. — Нет, я этого не делала…

— Все было плохо, когда ты украла серебро, — говорит она. — Теперь я жалею, что поймала тебя сама с одним из браслетов хозяйки. Они так и не узнали об этом. Но об этом они узнают. Обещаю.

Она снова машет книгой.

— Я не делала этого…

— Я прикрыла тебя, мисси. Я позволяла тебе верить меня в том, что этого больше никогда не повторится. Я должна была знать. Я должна была слышать ложь в твоем голосе, обман в твоих крокодильих слезах, но ради мисс Айлы я дала тебе последний шанс. Это последняя капля. На этот раз я поговорю с мастером.

— Поговорите с мастером о чем? — послышался голос из коридора.

Миссис Уоллес приходит в ужас. Затем она бежит — удивительно быстро, учитывая ее длинные юбки — и блокирует дверной проем, как бы защищая меня от взгляда Грея.

— Что вы делаете в этой части дома, сэр? — говорит она.

— Поскольку это мой дом, я считаю, что имею право быть в любой его части, — сухо отвечает он. — За исключением, конечно, чужих спален, поэтому я остановился в коридоре, чтобы озвучить свой вопрос. Что касается того, почему я вообще нахожусь в этой части дома, я рискнул отправиться на поиски кофе и услышал шум.

Миссис Уоллес оборачивается ко мне:

— Мастеру не следует выходить на поиски своего утреннего напитка.

— Возможно, — размышляет Грей, — но мастер вполне способен не только найти напиток, но даже сварить его самостоятельно.

Она смотрит на него с подозрением.

Он прочищает горло и говорит. — Это был очень маленький пожар.

Я ловлю невольную улыбку на губах миссис Уоллес, но когда она поворачивается ко мне, ее лицо становится каменным. Глядя на это изменение, я понимаю, что не слышала, чтобы экономка делала, что-то более чем насмешливо-суровый упрек в сторону Алисы. Другими словами, обычно она не та горгона, которую я видела. И я понимаю такое ее отношение, потому что Катриона это заслужила. Что ж, я избавилась от еще одного моего ошибочного суждения: угрюмая и строгая экономка, чрезмерно гордящаяся своим положением и властвующая над своим персоналом.

— Мастеру не следует выходить на поиски своего утреннего напитка, — повторяет она.

Я встаю с кровати. — Да, мэм. Извините, мэм. Кажется, мне трудно подняться без… без Алисы. Я засиделась за чтением слишком долго.

— Чтение? Она поднимает книгу. — Это действительно то, что ты хочешь сказать? Хорошо, — она поворачивается к Грею и опускает низко голову. — Я с сожалением должна сказать, сэр, что…

— Он сам одолжил мне ее.

Она стреляет в меня взглядом и ее лицо становится красным. — Не смей втягивать в это доктора Грея. Если ты ожидаешь, что он солжет из-за тебя…

— Я этого не делаю, и я прошу прощения за то, что перебиваю, мэм, но у меня не было возможности объяснить раньше, и я не хотела, чтобы доктор Грей думал, что я делаю что-то, чтобы смутить вас.

Я приглаживаю свое помятое платье и поворачиваюсь к Грею. — Миссис Уоллес нашла вашу книгу здесь, и она ошибочно предположила, что я украла ее, исходя из моего преступного прошлого. Кроме того, она уже ловила меня на краже раньше, и любезно дала мне второй шанс. У меня еще не было возможности объяснить, что вы одолжили мне книгу, или показать ей записку, которая сопровождала ее.

Я нахожу записку и передаю ее миссис Уоллес. — Я призналась в интересе к книге вчера, когда помогала доктору Грею, и он любезно одолжил ее мне. Я уснула слишком поздно, читая ее.

— А печенье? — не успокаивается она, а ее взгляд лишь скользнул по записке.

— Я взяла печенье, — говорю я. — И мне жаль.

— Откуда вы их взяли? — спрашивает Грей.

— Эм… в кладовой.

— Где именно?

Когда я не отвечаю, он поворачивается к миссис Уоллес. — Я уверен,