привилегиями обладаю, будь то выходные на ферме или будние дни в благотворительной столовой.

Я представляла себе Катриону девочкой, которая выросла, сражаясь за объедки. Жертва обстоятельств, сделавшая то, что должна была, и «дослужилась» до горничной в процветающем доме, принадлежащем порядочному человеку. Мне может показаться, что это не так уж много, но то была викторианская история успеха.

Вот только все пошло совсем не так, правда? Катриона выросла не в бедности Старого города. Это не значит, что она не избежала ужасов другого рода, но у меня такое ощущение, что девушка не обрывочная часть истории успеха, а скорее безжалостная преступница.

Может быть, в ней есть что-то большее. Может, даже если это не так, я не могу полностью винить ее, учитывая ограничения, с которыми она сталкивается в этом мире. Но знаю одно: я не хочу быть ею.

Если я временно застряну здесь, то стану Катрионой версия два. Грей упомянул, что повреждение мозга может вызвать изменения личности. Я помню случай с Финеасом Гейджем из курса психологии. Парню пронзили голову железнодорожным шипом, и это полностью изменило его личность. Хотя думаю, что такого рода сдвиг происходит только при фактическом повреждении мозга, если Грей, как врач, не знает лучше, я должна воспользоваться всеми преимуществами.

Да, удар по голове изменил мою личность. Это, по-видимому, сделало меня лучше говорящей и более воспитанной, что было бы забавно для любого, кто меня знает. Может, я и из привилегированной семьи, но при этом всегда была, можно сказать, немного грубоватой, больше любила пиво и начос, джинсы и кроссовки, девчонка грубоватого типа.

По иронии судьбы, по сравнению с Катрионой я такая милая горничная, какой ее и ожидала увидеть. Однако могу внести коррективы, приближающие меня к настоящему себе. У Катрионы явно было преимущество, и, следовательно, у меня тоже. У нее был ум, позиция, и здоровая доза уверенности в себе. Поэтому мне не нужно так сильно обуздывать эту сторону себя.

Как Катриона версия два, хочу ли я воровать из кладовой? Нет. Или это прекрасное оправдание. Правда в том, что, когда стою в дверях кухни, прежнее отчаяние возвращается. Я думаю о своей квартире, где единственным вопросом был бы, есть ли в холодильнике что-нибудь, что хочу съесть. В детстве мне даже не приходилось красть печенье тайком. У моих родителей была полка с закусками, подходящими для детей, и я могла угощаться сама. На прилавке у Нэн были фрукты и вездесущая банка из-под печенья. Даже родители моего отца, какими бы строгими они ни были, покупали маленькие коробочки с изюмом и крекерами с животными для моих визитов задолго до того, как я перешагнула возраст для того и другого.

Доступ к еде. Это глупая вещь, которая прямо сейчас приобретает огромное значение. Символ того, что у меня было и с чем я сталкиваюсь. Жизнь, в которой, если пропущу ужин, то останусь голодной до завтрака. Жизнь, в которой у меня в кармане нет монет, чтобы выскользнуть и купить что-нибудь поесть. Жизнь, в которой мне не позволено просто «ускользнуть», и даже если бы я это сделала, то не уверена, где найти ужин и будут ли мне рады, как одинокой молодой женщине.

Этот мир, может быть, и не ад, но это другой вид кошмара, в котором у меня отняли права и свободы, и я бессильна, чтобы дать отпор.

Возможно, это самое худшее из всего. Я хочу драться, но не могу, потому что это привело бы меня на улицу или в сумасшедший дом.

Будь хорошей девочкой. Делай, что тебе говорят. Не привлекай внимание.

Слова, на которых выросло так много других женщин. Чувства, которым меня никогда не учили. Я не знаю, как это сделать. Не уверена, что смогу.

Я хочу вернуться домой. Просто хочу вернуться домой. Мне нужно добраться до Нэн, если я смогу. Если она все еще жива. А если это не так? Были ли предсмертные часы, потраченные на отчаянные размышления о том, что случилось со мной, на мой уход, так и не узнав правды? И мои родители. О Боже, мои родители. Они были бы уведомлены о моем исчезновении и бросили бы все, чтобы улететь в Эдинбург. Вместо того, чтобы провести последние дни Нэн с ней, они потратили их на поиски меня? Сталкивались ли они с возможностью скорбеть по нам обеим?

Я что-то упускаю? С содроганием понимаю, что, возможно, я вовсе не пропала без вести. А могла бы бродить по современному миру… с Катрионой, которая управляет моим телом словно кукловод.

Что, если Катриона завладеет моим телом? Вор и мошенник в моем теле. С моей бабушкой. С моими родителями. Её нужно было бы только найти блуждающей и сбитой с толку, и кто-нибудь достал бы удостоверение личности из моего кармана и связался бы с моими родителями.

Какой вред она могла причинить? Как офицер полиции? Как единственный ребенок любящих и обеспеченных родителей?

— Катриона?

Услышав голос, я поворачиваюсь, чтобы увидеть Алису. Когда двигаюсь быстро, она сжимается, прежде чем выпрямиться.

Сколько раз видела, как она это делает? Как часто я поднимала руку, а девочка вздрагивала? Двигалась к ней, а она брала себя в руки? Поворачивалась к ней лицом, а она отстранялась?

Такая робкая малышка, подумала я. Боится собственной тени. Должно быть, такова жизнь девочек ее возраста, еще даже не подростков, а уже работающих. Но теперь, когда размышляю об этом, то понимаю, что слышала, как она разговаривала с миссис Уоллес. Видела, как она приносила кофе Грею, ее поведение было расслабленным и уверенным. Она не уклоняется от них. Не отступает от них. Только от меня.

Нет, только от Катрионы.

Алиса всегда быстро отвечала на мои вопросы. Стремиться помочь. Заботиться о моем благополучии. Я помню, как надеялась, ради нее, что ее «друг» вернется, когда я покину это тело.

Друг? Нет. Алиса не спешит быть полезной, потому что ей нравится Катриона. Она делает это, потому что боится ее. Потому что, вдобавок ко всем своим прочим очаровательным качествам, Катриона — задира.

Хочу спросить Алису, права ли я. Но как бы я это сделала?

Э-э, я тебя когда-нибудь била? Ущипнула тебя? Дала тебе пощечину? Просто… спрашиваю.

Мне не нужно спрашивать. Я чертов детектив. Могу следовать подсказкам, и тот факт, что я неправильно понимала раньше, только доказывает, насколько была рассеяна. Еще один курс психологии. Мозгу нравятся стереотипы, потому что они являются ментальными ярлыками. В повседневной жизни нам приходится обрабатывать так много