мой дорогой бывший сосед, что я стану расспрашивать о случайно услышанном разговоре?

Нет. дорогой мой Михаил Николаевич, не стану. Если захотите, вы мне о своих секретах сами расскажете, а нет, так мне и своих забот хватает. У меня вон Эсфирь внизу кукует…

– Пойду я, дядя Миша. Подруга приехала в гости, надо ей заняться. Вам завтра что-то принести?

– Нет, дорогая, пока не надо. Вот если поедешь в Москву…

– Может, завтра вечером и поеду.

– Тогда позвони мне, я попрошу кое о чём.

На том мы и распрощались.

Диспозиция в холле изменений не претерпела: Машенька за столом, Эсфирь перед ним, склонились друг к другу, почти соприкасаясь головами. Мне уже пора волноваться?

– Пошли? – спросила я, остановившись за спиной в подруги. – Или ты остаёшься скрасить дежурство милой девушке?

– Пошли, – Эсфирь вскочила, застёгивая шубку. – Машенька, спасибо, я всё поняла! Татулик, скажи, а ты сама готовишь? Или, может быть, в кафе зайдём?

– Насчёт кафе здесь ситуация так себе. Во всяком случае, я бы не советовала в нём ужинать, – я пожала плечами. – Ну, если тебе не хочется приключений. А столовая есть неплохая, при местной гостинице. Они себя именуют рестораном, но это просто мечты.

– Поня-атно… Ну, тогда я готова почистить картошку, – и она растопырила пальчики в синих кожаных перчатках.

Вот честно, я ждала вопросов хоть о чём-нибудь. Ну вот я сама, например, поинтересовалась бы, чем живёт гостиница в таком, мягко говоря, захолустном местечке? Уже не стану вспоминать, что минут двадцать она чирикала с Машенькой, и вот могу поклясться, не о модном нюдовом маникюре…

Но Эсфирь шла рядом, молчала, вертела головой, рассматривая дома, заснеженную улицу со следами от одной-единственной проехавшей машины, графику деревьев городского парка и просматривавшееся за ним здание музыкальной школы.

Мы уже прошли Советскую площадь и вышли на мою Кашинскую улицу, когда она сказала внезапно:

– Тата, а как ты посмотришь, если я устроюсь сюда, в эту школу, работать?

Не могу сказать, что я сильно удивилась. Чего-то подобного и ждала, просто не знала, о чём пойдёт речь.

– Завтра суббота, никого из начальства не будет, а в понедельник поговори, – ответила я после недолгого молчания. – Честно говоря, про вокал я мало что знаю. Ты ж на народный не пойдёшь?

– Нет, конечно. Но зато у меня гитара, надо только слегка посмотреть программу.

– Гита-ара? – протянула я задумчиво. – Да, это аргумент. Как это ты ухитрилась?

– Гитару хотела я. Ну как же, в школе не фортепиано же хвастаться? Мама настаивала на вокале, и в качестве сыра в мышеловку положила второй курс обучения. Так и получилось…

«Так и получилось, – стучало у меня в голове, пока мы шли к двери дома. – Так и получилось. С другой стороны, а что я теряю? Бекетова? Ну так если мужика можно увести, значит, он и не сильно против, зачем мне такой? И вообще, ещё ничего не решено!»

Ну да, есть у меня такое качество – когда на голову обрушивается какая-то проблема, неважно, крупная или крохотная, я впадаю в панику. Внешне это вроде бы не заметно, а внутри начинаю метаться и вопить: «Всё пропало, гипс снимают, клиент уезжает!!!». Главное, вовремя поймать себя за хвост и остановить. Так что к Розалии я постучалась уже вполне спокойной.

– Тётушка, ты дома?

– Да, заходи…

– Ужинать будешь?

– Таточка, я что-то неважно себя чувствую. Чаю с лимоном мне сделай, и всё, а поем я попозже.

Голосок слабенький, лицо бледное, на лбу испарина… Ох. не нравится мне это!

– Давление мерила?

Она махнула рукой.

– Нет. Пройдёт и так.

– Зря, – сказала я авторитетно, вытаскивая тонометр из ящика. – Вот бабушка всегда считала, что, если вовремя воспользоваться градусником, то увидишь, что температуры никакой у тебя нету, и сразу выздоровеешь.

– Ты думаешь, с давлением то же самое? – бледно усмехнулась Розалия.

– Я экстраполирую. Или проецирую? В общем, да, думаю. Давай руку.

Давление оказалось совсем низкое.

– Кофе сварить? – раздалось у меня за спиной.

– А ты умеешь?

Эсфирь презрительно фыркнула.

– Может, я чего и не умею, но мой кофе – незабываем! У тебя молотый есть?

Молотый кофе был, и даже не так давно купленный, и уже через минут десять тётушка полусидела всё на том же диване, обложенная подушками, а на коленях у неё разместился поднос на ножках с чашкой, сливками, сахаром и наломанной шоколадкой. А я даже не знала, что такой поднос у нас есть!

Подруга моя ушла спать довольно рано, ещё и одиннадцати не было. Розалия кивнула мне на свою половину дома и сказала:

– Приходи, поговорим.

Я вымыла посуду, заглянула к Эсфири – сопит, свернувшись калачиком на диванчике, – и перебралась к тётушке. Та уже вполне взбодрилась, розовела щеками и блестела глазами.

– Кофе был и в самом деле отличный, – сообщила она. – Садись.

Дальше был уже знакомый мне ритуал с закрыванием двери, жесты, бормотание… Ну точно в кино про ведьм! Наконец тётушка угомонилась и села напротив.

– Ну и что ты думаешь?

– Она хочет устроиться работать в нашу школу, – брякнула я.

– Следовало ожидать. Она примеряет на себя твою жизнь, тебе не кажется?

Я пожала плечами.

– Моего у меня никто не отберёт. А если забрали, значит, было чужое и не жалко.

– Разумно.

– Расскажи мне лучше, что слышно из монастыря?

– В вышивальной школе объявлены каникулы до рождества.

Брови мои сами собой поползли вверх.

– С чего вдруг?

– Исчезла сестра Феодосия. Вот на заутрене была, а к обеду не появилась, и никто не видел.

– А… вещи?

– Да какие там у монахини вещи? Чистое бельё и подрясник на смену? – тётушка махнула рукой. – Всё осталось в келье, включая зубную щётку и молитвенник. Что думаешь?

Думала я недолго.

– Да сбежала она, и все дела. Что проще: свернуть рясу в узел, натянуть джинсы и куртку, сесть в автобус, и всё, в Твери уже никому до тебя нет дела. Это здесь каждое новое лицо замечают и запоминают.

– Но зачем-то же она торчала почти месяц у матушки Евпраксии? И просто так взяла – и уехала?

– Ну, значит, осталась. Переоделась, выкрасила волосы в синий цвет – и здравствуйте, девушка Наташа или Катя, сняла комнату у какого-нибудь пьющего дедка или глухой бабки, и пришла устраиваться на работу уборщицей. А дальше одно из двух: или всё это останется для нас неизвестным, или всплывёт в совсем уж уродливом виде. Я, конечно, любопытна, но в данном случае предпочла бы просто эту историю забыть.

Кто б ещё мне это позволил?