ранили. Он еле выкарабкался. Об этом даже объявляли по громкой связи на занятиях, но тебя не было. Кто-то пырнул его ножом за школой. Его друзья говорят, парень в зелёной кепке, вроде веснушчатый. И теперь ищут… тебя, Тёма.

Тёма застыл с кривой улыбкой на ошеломлённом лице. Имя Германа Кутько больше не казалось ему забавным. Новость была столь внезапной, что от ужаса мальчику свело челюсть.

— А при чём тут я? — до последнего отпирался владелец карманного ножа.

— Тёма, ты понимаешь, что тебя посадят? — зашипел Саша и схватился за голову. — Слава Богу, кто-то успел скорую вызвать. А если бы он не выжил…

— Ты о чём вообще? За что посадят? Ты думаешь, это я ножом за школой размахивал? Я что, идиот? — он изворачивался, как мог.

— Это правда не ты? — Саша перешёл на еле различимый шёпот. — Не волнуйся, у Оленьки папа знает районного судью. Они могут помочь. Тебя не тронут! Мне ты можешь рассказать.

Кравченко смотрел на друга не моргая, а тот — на Тёму, и оба не в силах были ни думать, ни действовать. Как только у Артемия вновь прорезался голос, он поблагодарил Сашу за беспокойство и развёл руками: «Ну, удачи в поисках обидчика. Я тут ни при чём». После того как прозвенел звонок на урок и ученики разбрелись по кабинетам, Кравченко сцапал в коридоре телефон у запуганного первоклассника. «Я верну, не реви», — бросил Тёма, побежал в туалет и молниеносно набрал номер Яна.

— Выйди из класса, — прошептал он в трубку, — и спустись на второй этаж. Встретимся в туалете. Захвати с собой телефон.

Ян раздумывал минуты три, стоит ли вообще выходить из класса ради очередной проделки брата, но всё же решился выполнить Тёмину просьбу. Он осторожно спустился по лестнице и на цыпочках дошёл до мужской уборной. Тёма поджидал его прямо за дверью. Как только Ян вошёл в туалет, Тёма потащил его за обе руки в одну из кабинок.

— Бежим домой, — зашептал Тёма, — лети пулей в гардероб за сменкой. Или будет странно, если ты уйдёшь с литературы? Вас уже отмечали в классном журнале? Тогда оставайся. То есть я вместо тебя останусь. А ты один иди домой. Нам нужно поменяться одеждой, и ты отдашь мне свои очки. Я вернусь вместо тебя на литературу, а ты прямо сейчас поедешь домой. Хотя нет, домой они тоже могут заявиться. Впрочем, дома безопаснее, чем здесь. Да, ступай домой! И возьми мой телефон, когда Ира вернётся с работы, притворись мной, только поменьше говори, а то начнёшь заикаться, и читай какую-нибудь пьесу, скажи, что занят и репетируешь, а лучше поупражняйся на фортепиано, Ире это понравится. Веди себя тихо, а если Ира начнёт задавать вопросы, скажи, что тебе все надоели, и иди прогуляйся. Я сам поговорю с полицейскими в кабинете директора, скажу, что Тёмы нет в школе, и, если они придут домой, дождись меня и ни в чём не сознавайся. В принципе ты мог бы и сам пойти к директору и поговорить, но у меня получится убедительнее. Ты им ляпнешь что-нибудь не то, как обычно. Полдня мы выиграем, а дальше нужно будет снова думать, как быть. Ладно, не могу сейчас сообразить, как правильно. Сделаем, как я сказал.

— Я н-ничего не понял, — нерешительно сознался Ян. — Что за п-полицейские? У тебя неприятности?

— Тебе необязательно понимать. Исполняй!

Тёма сдёрнул с Яна очки и принялся расстёгивать рубашку. Братья поменялись одеждой, Тёма зализал волосы так, чтобы было похоже на причёску Яна, отобрал у младшего брата телефон и вручил ему смартфон первоклассника, после чего пинком отправил его в коридор. Ян Кравченко, ослепший и дезориентированный, поплёлся отдавать смартфон в «потеряшки». Тёма нацепил очки, поморгал, чтобы привыкнуть, вернулся в класс вместо брата, сел за парту и увидел перед собой двойной лист бумаги в линейку, на котором каллиграфическим почерком были выведены сегодняшняя дата и заголовок: «История пугачёвского бунта».

— Мы что, сочинение по Пушкину пишем? — спросил Тёма у соседки по парте. Одноклассница, доселе не знавшая, что Ян Кравченко умеет задавать вопросы без «извини» и «пожалуйста», ответила смущённым кивком.

— А! Легкотня. — Тёма закатал рукава, спустил очки на нос, чтобы нормально видеть, взял ручку в правую руку и приступил к работе. Вдруг ему в спину прилетел скомканный клочок бумаги, затем прямо в затылок больно уткнулась брошенная шариковая ручка, а после — колпачок от неё. Тёма нервно прочистил горло и вновь согнулся над сочинением. «И как Ян это терпит?» — гневно бормотал он, стараясь настроиться на анализ «Капитанской дочки». Не успел он дописать первый абзац, как ему плюнули в затылок и облили лимонадом его рюкзак. «Ну всё», — подумал юноша. Он вскочил со стула, обернулся, встретившись лицом к лицу с обидчиком, отобрал у него полупустую бутылку с лимонадом и вылил содержимое однокласснику за шиворот, потом схватил флакон с корректором, нажал на него и брызнул белой замазкой парню в лицо. Оцепеневший парень оставил возражения на конец учебного дня.

— Ну держись у меня, слизняк очкастый, — изрыгнул он и выбежал из кабинета отмывать замазку.

Тёма и вообразить не мог, насколько трудно ему будет притворяться Яном весь урок. Для этого приходилось подавлять гордыню, а с этим у него с детства были трудности.

К концу урока литературы Ян добрался до дома и застал в гостиной Джоанну Клеменс. Он был бы рад ей в любое другое время, кроме этого утра. Она поздоровалась, юноше пришлось проигнорировать её. Он разулся, не поднимая глаз, прошёл мимо Джо в глубь комнаты, к шкафу с книгами, выбрал толстый том пьес Максима Горького.

— Ян, что случилось? Почему ты не на занятиях?

— Где ты тут видишь Яна? — юноша старался держаться как можно развязнее. — Иди мух считай, а мне п-пьесу репетировать надо.

Ян гоготнул и, чтобы ненароком не выдать себя ещё одним неуместным заиканием, уткнулся в книгу, закинув ноги на клап фортепиано. Джоанна села рядом, схватилась за корешок книги и вырвала пьесу из рук мальчика.

— Ты заикнулся, — сощурилась девушка и ткнула пальцем в гематому на локте бестолкового актёра. — Синяк после драки так и не прошёл. — Тем же пальцем она указала на шею юноши. — У тебя родинка на левой стороне шеи, а у Тёмы — на правой. Ты держал книгу левой рукой, поскольку ты левша, а Тёма держал бы её в правой. У тебя голос дрожит. Волосы длиннее. Тёма не застёгивает верхнюю пуговицу рубашки. Когда ты читал пьесу, ты щурился, значит, плохо видишь без