– Я твою сестру пальцем не тронул. Лишь однажды, проезжая мимо ее работы, видел, как она шла домой. Я предложил ее подвезти.

У Лили была работа?

– Но ведь ей не разрешали работать. – У нее просто недоставало времени из-за постоянных тренировок.

– Поэтому она и шла пешком. Дуайт не позволял ей брать запасную машину.

Оливия поджимает губы. Вот это в его духе. По не понятным ей причинам отец никогда не общался с младшей дочерью и относился к ней совсем не так, как к Оливии и Лукасу.

– Почему ты не сказал мне этого раньше?

– Ты не дала мне шанса. – В его ответе горечь.

Ее захлестывает злость.

– Так это моя вина.

– Да. Нет! – Итан рубит воздух ладонью и раздраженно вздыхает. – Мы же не разговаривали. Ни о чем. Я был занят школой и переживал из-за мамы. Ты… У меня сложилось тогда впечатление, что мамина болезнь тебя раздражает.

Оливия отводит глаза. Ей есть о чем сожалеть. Да, она вела себя не лучшим образом, но и Итан поступил с ней, как с бумагой не первой важности: отодвинул с пометкой «ознакомиться потом». Неудивительно, что он так легко ее отпустил. Но ему пришлось тогда нелегко, как и Блейзу с Рондой, проходившей лечение от лимфомы. Оливия пыталась утешить Блейза, а он ее обманул.

Вместо того чтобы продолжить разговор с Итаном, она, сама не понимая, что делает, бросается в дом.

– Мне нужно посмотреть, как там Джош.

Вообще-то ей нужно избавиться от посторонних мыслей. Побыть чуть-чуть одной, а потом вернуться к начатой теме. Сегодня речь не о них двоих и не о прошлом, которое не исправишь. Потому что виновата она. Она реагировала на все, не проверив и даже не собрав факты.

Лишь закрыв дверь, Оливия замечает, как темно и тихо в доме. Свет и телевизор в гостиной выключены. То же и в кухне. Она щелкает выключателем. Свет из утопленных светильников падает на кварцевую столешницу, выбрать которую ей помог Блейз, проявляя замысловатый рисунок минеральных жил в глубине камня. В конце коридора стиралка едва слышно гоняет по барабану единственный комплект одежды, в котором явился племянник. Он же попросил ее постирать его вещи. Самого Джоша Оливия находит в его комнате. Мальчик лежит на кровати и смотрит в потолок. Настольная лампа высвечивает золотой круг на боку кровати и полу возле тумбочки. На нем по-прежнему треники Блейза. Она легонько стучит, чтобы привлечь его внимание, и улыбается, видя, как уютно он устроился.

Джош поднимает голову и выжидающе смотрит на нее.

– Пока ничего. Ты в порядке?

Он откидывается на подушку.

– Что-нибудь нужно?

– Нет.

Она медленно кивает. Как жаль, что он не может дать те ответы, которые ей нужны.

– Если понадоблюсь, буду на кухне.

Джош перекатывается на бок, к ней спиной.

Оливия закрывает дверь как раз в тот момент, когда в заднем кармане жужжит телефон. Сообщение от Блейза. Не открывая, она пишет Лукасу: не возьмет ли он Джоша завтра утром на шопинг. Она хочет навестить Шарлотту. Дуайту никогда не было дела до Лили. Ее беременность стала пятном на его политической кампании, и Джош – напоминание о его неудачах. Вот почему Шарлотта не хочет, чтобы Дуайт узнал о Джоше. Но Оливии нужно знать, нет ли другой причины. Имеет ли это какое-то отношение к исчезновению Лили?

Оливия возвращается на кухню, собираясь налить им с Итаном по стаканчику виски, но замечает прислонившийся к ножке стола рюкзак. Впервые за все время оставленный без присмотра.

Бросив взгляд через плечо, она ставит рюкзак на стул и проверяет содержимое. В переднем кармашке – обертки от жевательной резинки и сломанные карандаши. В среднем – комикс «Хеллблейзер». Оливия пролистывает книжку – соответствует ли его возрасту. Потом возвращает ее на место и достает свежий, за этот месяц, выпуск «Трэшер мэгэзин». Картинки вырезаны, страницы зияют пустыми окошками. В памяти оживает эпизод из прошлого.

На тринадцатый день рождения Лукас подарил ей подписку на «Аполло», вложив в подарок деньги, заработанные стрижкой травы. Потом Оливия ежегодно возобновляла подписку на этот журнал об искусстве и хранила номера в своей комнате. Вернувшись однажды домой из школы, она обнаружила, что коллекция пропала. Испугавшись, что журналы могли выбросить родители, Оливия прошла в гостиную, где они собрались после обеда.

– Кто взял мои журналы?

Шарлотта, уютно устроившаяся на диване с книжкой, лизнула палец и перевернула страницу.

– Я не видела. Может, оно и к лучшему. Из-за них комната выглядела неубранной.

– Неправда. Папа, а ты? Ты их видел?

Дуайт оторвался от передней страницы «Уолл-стрит джорнал».

– Ты посмотрела у Лукаса и Лили?

– Лукас знает, как много они для меня значат. Он бы их не тронул.

– Может быть, Лили. Ты же знаешь, какая она, – пробормотал отец.

Шарлотта взглянула на него так, словно хотела выставить из дома.

Оставив родителей препираться, Оливия вышла из комнаты. Раньше, в детстве, ей не нравилось, что отец относится к Лили как к второсортному члену семьи. Но в последнее время ей стала понятна его точка зрения. После того как Оливия побила Лукаса на озере, Лили только тем и занималась, что вредила ей.

Она постучала в дверь.

– Не заперто, – отозвалась Лили.

Оливия толкнула дверь и замерла, едва переступив порог. Ее младшая сестра сидела на кровати в окружении журналов и вырванных из них страниц. В данный момент она щелкала ножницами, вырезая фотографию из последнего выпуска.

Журнал Оливия узнала сразу, потому что собиралась прочитать в нем интервью с Бэй Ли, ее любимой современной художницей-керамистом. В работах Ли искусно сочетались классика и современность, и вот теперь Лили вырезала ее лицо. Обрезки бумаги устилали пол, словно улицу после парада.

– Мои журналы! Что ты натворила?

Лили вздрогнула.

– Папа сказал, что они тебе больше не нужны.

– Врушка! Я только что видела папу. Он бы мне сказал. Ты должна была спросить у меня.

– Мне завтра надо сдать проект, а тебя не было дома.

– Это не значит, что ты можешь заходить в мою комнату и брать что захочешь. – Оливия собрала журналы, спасая, что можно.

Лили потянулась за ними.

– Эй, эти мне нужны.

Оливия отступила.

– Они мои. – Она пролистала страницы. Одни отсутствовали, в других зияли окна. Внутри всколыхнулась злость. – Ты все испортила.

– Не испортила.

– А мое платье?

– Это не я!

– Врунья! – Отец видел, как Лили танцевала в этом платье в заднем дворе.