от брони. В голове опять прокрутилось – зачем надо было комсоргу бросать школу, директором которой работал выдающийся педагог, будущий Президент Академии педагогических наук, и ехать в другой город, чтобы поступить в техникум? Наверное, дед, большой начальник в угольной промышленности, таким образом «отмазал» единственного сына от армии. Безжалостное сердце дочери подкинуло в топку необоснованных умозаключений еще одно полено: вот почему умерла невинная талантливая способная младшая сестра отца в сорок восьмом году, – за все надо платить. Скоро дочь в запале ссоры бросит эти страшные слова-разоблачения отцу во время вынужденного их совместного проживания. И он замахнется на нее больной рукой, но сдержится, устыдится зятя.

***

Гнойник все-таки прорвался. В сложившейся ситуации дочь почувствовала себя убийцей, а не праведным обличителем: она не имела права поддаваться на провакации больного зависящего от нее старика – ведь знала, к чему все сведется. Ударила по больному месту. Она добралась со своим поганым языком до самого дна. А там ее приняли в объятия ожившие грустные воспоминания детства. О том праздничном вечере, с которого все началось.

Играли дуэтом: внучка на пианино, а дедушка на мандолине. Гости захотели послушать в исполнении внучки недавно разученный вальс Хачатуряна, но пьяненький дед тут же начал рассказывать неприличный анекдот. Просьбы замолчать раззадоривали его еще больше. Заплетающийся язык перекрикивал игру. Внучка прикрыла деду рот рукой.

– Дедушка, ну, дай сыграть.

В это время в комнату вошел отец. Не разобравшись, он схватил дочь и вышвырнул ее из комнаты. Свидетели сцены наперебой стали ему рассказывать, что произошло, но он не слушал.

На следующий день, в конце переменки, дочь увидела выходящего из класса отца. На вопрос, что он тут делает, отец улыбнулся и сказал: «Иди на урок». Она потом всю жизнь вспоминала эту иезуитскую улыбку.

После последнего урока учительница попросила всех задержаться на десять минут. В полной тишине она сообщила детям, что отличница, которая казалась положительной со всех сторон девочкой, ударила по лицу своего деда, заслуженного человека, горного генерала, награжденного орденом Ленина. Ее отец просил обсудить этот вопиющий поступок и принять необходимые меры. Что происходило в классе дальше, дочь не слышала и не помнит до сих пор, иначе бы она попыталась оправдаться и рассказать, как все было на самом деле.

Дома ни мама, ни бабушка не могли ее успокоить. Ей хотелось умереть, чтобы не видеть больше никогда свидетелей своего позора. Особенно Сашки Рудинкина, который недавно написал ей в открытке к 8 Марта «Ты – шоколадная бабочка».

В школу она вернулась не скоро: жила у того самого, любимого своего деда.

Летом в пионерском лагере во время обсуждения кандидатуры дочери в Совет дружины от младшего отряда встала ее одноклассница и ошарашила всех рассказом об избиении дедушки. Смена только начиналась, и спрятаться от позора было некуда. Красавчик Славка Завадский ловил затравленную девочку, прижимал к стене и злорадствовал: «Ага, деда избила!». Попытки сбежать из лагеря были безуспешными. Пришлось родителям забрать дочерей, не дожидаясь конца смены.

Тем же летом в Анапе дочь наблюдала похоронную процессию. В гробу лежала молодая женщина в подвенечном платье. Мысли о возможной смерти поселились в детской головке и стали управлять психикой, и без того травмированной полгода назад. Каждый вечер в кровати дочь чувствовала укол в ноге или руке.

– Мама, я повернулась, и в меня вошла иголка. Она движется по мне. Вот сейчас она здесь и скоро подойдет к сердцу. Сделай что-нибудь. Я же умру.

Мама ругалась, просила не выдумывать глупостей и не мешать спать. Дочь шла к хозяйке дома, и мудрая женщина успокаивала возбужденную до предела девочку.

История с иголкой появилась не на пустом месте. В классе втором на уроке труда та же учительница, которая позже совершила по просьбе отца аутодафе, просила детей осторожно обращаться с иголкой. Для острастки она рассказала случай, когда иголка, проткнув руку, подошла к сердцу девочки и стала причиной ее гибели.

С Анапы у дочери начались сильные сердцебиения, которые всегда были связаны со страхами и переживаниями. Она стала бояться темноты и ложилась спать при включенном в коридоре свете. От входных дверей дома до квартиры она всегда бежала сломя голову, потому что ее мог догнать притаившийся в темноте подъезда преступник.

В зрелом возрасте при комплексном обследовании в Институте клинической кардиологии им. А.Л. Мясникова вышедшего из строя сердца психотерапевт, раскрутив откровения дочери аж до самого детства, назвал ее состояние пограничным и поставил диагноз – посттравматический синдром.

Несмотря на способность дочери быстро забывать обиды (иногда ей хотелось подуться подольше на мужа в воспитательных целях, но это насилие над собой вызывало только смех), ей не удавалось избавиться от страшных воспоминаний, изъедающих ее изнутри. Разрушительные последствия того случая из детства никак не вязались со словом «обида» и требовали серьезной работы. Однажды на даче дочь попыталась объяснить отцу, как поменял ее жизнь давний его поступок, надеясь просто вызвать в нем сочувствие, но услышала в ответ:

– Надо же! Столько лет помнит всякую ерунду!

– Чтобы ты понял, какая это ерунда, представь, что подобное произошло с тобой: мама пришла в партком Института и сказала, что их лучший политагитатор периодически поднимает руку на жену и дочерей. Для тебя вынесенная на обсуждение правда стала бы приговором хуже смертного. Как после этого ты бы смотрел в глаза людям, перед которыми всю жизнь хотел выглядеть образцом поведения? В спину ты бы долго слышал: «Никогда бы не подумали, что он драчун». Только в твоем случае взрослый мужчина с устойчивой психикой отвечал бы за правду, а в моем случае впечатлительной девочке с несформировавшейся психикой сломали жизнь на самом ее пороге по ошибке.

Дочери непременно хотелось, чтобы отец осознал причины их болезненных взаимоотношений и помог ей бесповоротно «отпустить прошлое», как советуют в таких случаях психологи. Она понимала, что когда отец умрет, будет уже поздно. Со временем никаких иллюзий на ответное движение с его стороны у дочери не осталось.

После крещения появилось новое осмысление жизни. Дочь становилась другим человеком. Вера учила ее не осуждать, не обсуждать с кумушками людей, трудиться над семейным счастьем и многому другому. И это у нее потихонечку получалось. Теперь она понимала, что отец был хорошим тренером по стяжанию всех евангельских добродетелей. Но по-прежнему при любом с ним контакте дочь вела себя, как сапер, боящийся наступить на неразорвавшийся снаряд. И вот он разорвался! Ну что ж! Снова за работу!

***

Дочь перечитала по диагонали книжечку доктора Курпатова из серии «Карманный психолог».