Крайний от нее дружинник тронул поводья и, перегнувшись в седле, взмахнул мечом. Крик оборвался, и женщина ткнулась окровавленной головой под конские копыта.

— Более нам здесь делать нечего, — оглядев еще раз пылающую Кострому, угрюмо произнес воевода Иван Родилович. Ему, как и его дружинникам, не по душе было приказание князя Константина. Знал, что этот пожар обернется не одной бедой на земле ростовской. Воевода говорил об этом князю, да тот и слушать не захотел. Ноне у него в советчиках сам епископ Иоанн. — Путь нам на Солигалич, а потом на Нерехту. Князь Константин приказал разорить городки.

Возрадовавшись легкой победе над москвичами, прослышав, что Константин пожег Кострому, захватил Нерехту и Солигалич, Владимир вознамерился расширить свой новый удел. Жадные до чужих земель руки он простер к Дмитрову — городку малому, тихо жившему под рукой Ярослава Всеволодовича. Дмитровский воевода Афанасий Микулич, упрежденный о подходе дружины князя Владимира, своей страстной речью распалил в жителях города решимость отстоять Дмитров от грабежей самозванцев. По его приказу сами дмитровцы пожгли посады и затворились за стенами города. Когда же подошла дружина князя Владимира, то встречена она была тучей стрел. Такого поворота дел князь не ожидал. Его просьбы и угрозы отворить ворота не возымели должного действия на защитников города, и тогда Владимир приказал дружинникам взять Дмитров приступом. Однако мирные доселе дмитровцы показывали чудеса храбрости и стойкости. Раз за разом они отбивали приступы владимирских воинов, а когда до Дмитрова докатилась молва, что князь Ярослав идет с войском на помощь осажденному городу, Владимир отступился. Спешно он свернул лагерь и пошел к Москве. Но воевода Афанасий Микулич настолько расхрабрился, что, посадив сотню мужиков на лошадей, погнался за дружиной Владимира и, настигнув замыкавший отход отряд, перебил его до последнего воина.

Князь Владимир, затворившись в Москве, ждал вестей из Ростова. А вести от старшего брата приходили неутешительные.

Константин нервно расхаживал по горнице, бросая нетерпеливые взгляды в створы окон.

— Чего ты изводишь так себя? Поимей терпение. Приедет твой воевода Иван Родиславич. Приедет с победой, а то как же иначе, — склонясь над шитьем, успокаивала мужа Агафья.

— Как я могу быть спокойным, коли деревни в округе горят. Вон сколь дымов. Послушался на свою голову Иоанна, пожег Кострому, а ноне тот пожар во сто крат вернулся на землю ростовскую. А где он, Иоанн? Как токмо Юрий с Ярославом подступили к Ростову, так и след его простыл. Да и брат Владимир хорош. Уверял, что придет с дружиной, только позову, а где дружина, где он сам? Все бросили! — отчаянно выкрикнул Константин. — Бояре кричали: бери стол великокняжеский, а сами мужиков своих жалеют, в войско не дают.

Со двора послышался шум множества голосов, лошадиное ржание. Константин бросился к окну:

— Никак Иван Родиславич вернулся. С чем вот токмо пришел?

Константин отошел от окна, несколько раз глубоко вздохнул, успокаиваясь, и замер на лавке в ожидании воеводы. Но в горницу вошел не Иван Родиславич, а духовник игумен Пахомий. Перекрестясь на образа, он глухо произнес:

— Здрав будь, великий князь, и ты, княгиня! С недоброй вестью я. Побили дружинников твоих володимирцы, воеводу Ивана Родиславича принесли на руках израненного. Только до ворот и донесли, преставился. — Пахомий мелко перекрестился. — Царствие ему небесное. Меня бояре к тебе прислали, великий князь. Ждут разрешения войти.

— Чего хотят? — дрогнул голосом Константин.

— Просить станут, чтобы ты замирился с братьями.

Константин побледнел, сгорбился, нервно затеребил жиденькую бороденку.

— А что ты скажешь? — поднял он взгляд на духовного отца.

Пахомий подошел, сел рядом и, положив свою широкую ладонь на колено Константина, спокойно произнес:

— Помириться надобно. Под Ростов пришли не только твои братья, но и князь муромский Давид. Супротив такого войска Ростову не устоять. Выжди.

— А как? Как примириться? Коли у них сила, а я слаб. Захотят ли?

— Захотят, — уверенно произнес Пахомий. — Пошли к братьям боярина Андрея Станиславича. Умен, хитер, языкаст.

— Хорошо, — приободрился Константин. — Зови бояр, совет держать будем.

По только что построенному мосту через Которосль Юрий и Ярослав в сопровождении десятка гридей направились к починку, сиротливо прижавшемуся к начинающему одеваться зеленью лесу. Ехали молча, каждый думал о своем. Возле избы, перед которой развевался княжеский стяг, спешились. Склонив головы, шагнули в черный зев дверного проема.

Константин сидел возле окна. Долго в полной тишине смотрели друг на друга.

— Обнимемся, брат. Не виделись со дня похорон батюшки, — предложил Юрий и шагнул к Константину. Тот встал, прижался сухими губами к щеке брата, обнялся и с Ярославом.

— Присядем.

Братья расселись на лавки вкруг стола.

— Почто Ивана не привезли? — недовольно спросил Константин.

— Мал еще, — резко ответил Юрий. — Да и ты, как я посмотрю, ни Святослава, ни Владимира не взял с собой.

— Владимир в Москве, а Святослав в свой удел ушел, в Юрьев на Ополье. Обиделся на меня, не знаю за что, — развел руками Константин.

— Видно, была тому причина, — усмехнулся Ярослав. — Ты скажи, Константин, почто мой городок Нерехту разорил? Тебе что, своих городков мало?

— А зачем Кострому пожег? — подхватил Юрий. — Сколь безвинных в огне сгинуло.

— Не я свару начал, — возвысил голос Константин. — Ты сел неправдой на великокняжеский стол. Добром сойди, не то…

— Не то силой сдвинешь? — рассмеялся Ярослав. — А где она — сила-то? Ростовцы одни да немного ярославцев. Владимир и то свою дружину не привел.

— Своих воев мало, сторонних призову.

— Это кого сторонних? Мстислава Удалого — тестя моего призовешь или Всеволода Чермного? Так тот тоже вроде бы не твой родственник, а Юрия. Нет, брат. Один ты. И потому смирись!

— Не хотел говорить тебе, боясь тебя обидеть, да, видно, нельзя, — привстав со своего места, навис Юрий над столом. — Ноша великокняжеская тяжела. Тебе ли с твоим здоровьем ее взваливать на плечи свои? Посмотри на себя: высох, что лист осенний. Не бери грех на душу, уймись. Не то прольется крови немало, а ворогам нашим этого только и надобно.

Константин долго молчал, устремив взгляд в черный закоптелый угол, потом вздохнул и тихо произнес:

— Будь по-вашему.

Из-под Ростова Юрий повел дружину к Москве. Он не мог смириться со своеволием Владимира. Встав лагерем у посадов, Юрий послал воеводу Степана Здиловича с письмом, в котором звал младшего брата на ряды. Князь Владимир понимал, что со своей малой дружиной супротив владимирского войска он не устоит, вышел из детинца и смиренно предстал перед Юрием. Девятнадцатилетний молодец, несколько сутулый, с длинными, почти до колен руками, бросал недобрые взгляды на брата, словно жалил. Юрий пожурил князя мягко, по-братски, но вблизи себя не оставил.