в своих домах свыше установленного срока и без разрешения пускать на ночлег. Все приезжающие в город подлежали обязательной регистрации в полиции. Запрещалось «без добрых по ним порук» принимать работников. За нарушение данных правил полицмейстерская канцелярия имела право приговорить домовладельца к конфискации имущества, ссылке на каторгу или на галеры, битью кнутом, что нередко происходило на практике. За период с августа по октябрь 1724 г. в Московской полицмейстерской канцелярии рассмотрено 6 дел о проживании в домах посторонних без разрешения полиции.[299]

Для контроля за перемещением людей были введены «покормежные письма» для крестьян, отправляющихся на заработки в другие районы, «абшиты» – для уволенных с военной службы солдат, а военнослужащим, временно отпущенным со службы – «письменные отпуска», выезжающим за границу выдавался пропуск – «пашпорт». В Москве оформлением этих документов занималась полицмейстерская канцелярия. Жители, не имевшие таких документов останавливались на заставах, задерживались патрулями и местными властями. При обнаружении в домах людей без паспортов, полиция штрафовала хозяина. Задержанных трудоспособных людей направляли на работу или в солдаты, крепостных после битья батогами возвращали помещикам. Попавший «гулящий люд» в полицию дважды наказывался кнутом и отправлялся: мужчины на каторгу, женщины в «шпингауз» (прядильный двор). Помещики, чьи крепостные задерживались штрафовались в размере 5 руб. «за неусмотрение».

Из-за большой миграции населения преступность в городе продолжала расти. За период с августа по октябрь 1724 г. в Московской полицмейстерской канцелярии было рассмотрено 66 дел о кражах. Жителям Москвы предписывалось, чтобы воры не могли попасть во дворы – строить заборы в 4 аршина высотой.[300]

В первой четверти XVIII в. Московская полицмейстерская канцелярия имела значительные полномочия в области расследования и судебного рассмотрения уголовных дел. В канцелярии проводилось дознание по всему объему выявленных полицией преступлений, а предварительное следствие и суд только в отношении лиц, подведомственных полиции. В годы правления Петра I в московской полицмейстерской канцелярии не рассматривались дела по политическим преступлениям, по хищениям из государственной казны и взяткам, дела о военнослужащих, за исключением нижних чинов полиции, дела об иностранцах, а также священно и церковнослужителей. При рассмотрении дел в полицмейстерской канцелярии присутствовала, как, впрочем, и в других учреждениях того периода, невообразимая волокита. С августа по октябрь 1724 г. в Московской полицмейстерской канцелярии было зарегистрировано не менее 2120 дел, а рассмотрено и то не всегда окончательно только 676,[301] то есть примерно 32 % от числа зарегистрированных. На 7 мая 1724 г. в Московской полицмейстерской канцелярии содержалось 295 колодников.[302] Некоторые задержанные могли месяцами ждать решения по их делам, что иногда заканчивалось смертью заключенных. Так в протоколах Московской полицмейстерской канцелярии за три месяца 1724 г. отмечено 5 случаев смерти заключенных.[303]

Полицейские реформы Петра I остались не завершенными. Вместе с тем за годы его царствования обозначились и сложились на практике основные функции полиции, определились ее задачи, зародилась ее регулярность и профессионализм.

После смерти Петра I на фоне некоторой депрессии всего государственного аппарата происходит, хотя и недолгое по времени, но общее ослабление полиции. В Москве сократился штат полицмейстерской канцелярии. По донесению обер-полицмейстера в вышестоящие инстанции сообщалось, что в его ведомстве состоит только 13 штаб и обер-офицеров, тогда как в 1723 г. их было 20, из-за недостатка которых «в отправлении дел чинится остановка».[304] В десяти съезжих дворах (количество их увеличилось на два) на 23 февраля 1726 г. было только 13 канцелярских служителей: «в семи – по одному и в трех по два».[305] А в октябре 1726 г. в докладе Московской полицмейстерской канцелярии в Главную полицмейстерскую канцелярию сообщалось, что в полиции «обретаются солдаты старые и дряхлые».[306]

Вместе с тем деятельность самого московского обер-полицмейстера вызывала нарекания со стороны верховной власти. Указами от 22 декабря 1725 г. и от 4 января 1726 г. была назначена следственная комиссия под руководством главы Преображенской канцелярии князя И.Ф. Ромодановского «о некоторых преступлениях» московского обер-полицмейстера М.Т. Грекова и других.[307] Хотя следствие и закончилось ничем, но для усиления контроля за московской полицией Указом от 2 октября 1727 г. было велено: «Московской полиции быть в дирекции Московского генерал-губернатора князя Ромодановского с товарищи».[308] А первый московский обер-полицмейстер М.Т. Греков в январе 1728 г. написал прошение об отставке.

Так произошла временная децентрализация полицейских учреждений, ставшая частью общей реорганизации аппарата государственного управления, созданного при Петре I. Подчинение московской полиции генерал-губернатору возможно было связано и с личностью И.Ф. Ромодановского – сына князя-кесаря Ф.Ю. Ромодановского, который пользовался у Петра I безграничным доверием и уважением.

С воцарением Петра II столица де-факто была перенесена в Москву, сюда же переехал царский двор и оставался там до января 1732 г. Значение Московской полицмейстерской канцелярии значительно возросло. В ее распоряжение указом от 5 мая 1729 г. выделяется 12 драгун из ведомства губернской канцелярии.[309] Указом императора Петра II от 5 ноября 1729 г.[310] московская полиция перешла в подчинение Сената. Руководитель Главной полицмейстерской канцелярии И.Д. Поздняков был переведен из Петербурга в Москву на должность обер-полицмейстера. Московская полицмейстерская канцелярия стала называться Главной. Однако должность генерал-полицмейстера была введена в Москве императрицей Анной Иоанновной только в феврале 1731 г. и на нее был назначен родной брат первого московского обер-полицмейстера Степан Тимофеевич Греков.[311] Вместе с тем к концу 20-х – началу 30-х гг. XVIII в. Для разгрузки Московской полицмейстерской канцелярии от большого количества «невершенных» дел указом от 22 июля 1730 г. в Москве создается Сыскной приказ: «в Сыскном ведать татиныя и разбойныя и убивственные дела, и которые воры и разбойники пойманы будут в Москве и приведены в полицмейстерскую канцелярию, тех записав, того ж времени отсылать в Сыскной приказ».[312]

Сразу после назначения на должность новый генерал-полицмейстер С.Т. Греков принимает серьезные меры по укреплению московской полиции. По его докладу Сенатским указом от 18 марта 1731 г.[313] штат московской полиции был заметно расширен, а руководящий личный состав обновлен.

Количество съезжих дворов, а соответственно и полицейских команд, увеличено с 10 до 12. В присутствие полицмейстерской канцелярии кроме генерал-полицмейстера вошли один подполковник, два майора, которые руководили деятельностью шести съезжих дворов каждый, и квартирмейстер. Также Главной московской полицмейстерской канцелярии были переданы из полков московского гарнизона два капральства с обер и унтер-офицерами (воинское формирование капральство включало в себя примерно ¼ часть роты) и 4 барабанщика. При генерал-полицмейстере введена должность адъютанта. Личный состав каждого из 12 съезжих дворов состоял из 2-х офицеров, 2-х урядников, 6-ти солдат и одного барабанщика. Кроме того, в распоряжение полицмейстерской канцелярии этим же указом «для разъездов и патруля» из Военной коллегии направлено две драгунские роты «в полном комплекте».[314]

После возвращения императорского двора Анны Иоанновны в 1732 г. в Санкт-Петербург императрица пытается «восстановить полицию в том виде, как желал Петр Великий».[315] Указом от 29 августа 1732 г. генерал-полицмейстером назначается генерал-майор Василий Салтыков, которому поручалось «над всеми полициями в государстве[316] нашем иметь ему главную дирекцию». Петербургская полицмейстерская канцелярия вновь становится главной. В 1734 г. она была подчинена непосредственно Кабинету Её Императорского Величества.[317] Однако постепенно отношение к полиции меняется. В 1740 г. Главная полицмейстерская канцелярия опять переходит в подведомственность Сенату.[318]

Московской полицией опять стал руководить обер-полицмейстер. При ликвидации в Москве должности генерал-полицмейстера «понеже при Главной полиции генерал-полицмейстер имеется»,[319] произошла и его персональная замена – обер-полицмейстером в Москве в январе 1733 г. был назначен Никита Андреевич Оболдуев.

Несмотря на расширение регулярного полицейского аппарата и использования в полицейской службе военных, правительство продолжало привлекать местное население к полицейскому управлению. Все полицейские части в Москве были разделены на сотни, в которых полицейские обязанности выполняли старосты и сотские. Как и прежде сотни делились на десятидворья, во главе с десятскими. Полицейская повинность продолжала лежать на плечах малоимущих групп населения. Повинность за дворян выполняли крепостные крестьяне и слуги, купцы обычно выставляли за себя нанятых отставных солдат.

Существенное место в деятельности московской полиции по-прежнему занимал сыск беглых солдат, матросов, мастеровых, крестьян и др. Бегство считалось преступлением. За несообщение в полицию о беглом виновные жители подвергались штрафу, а за поимку беглого полагалось вознаграждение – 2 руб.

С появлением большого количества беглых в городе увеличивалось в объеме и такое социальное как нищенство. Проведенная в Москве