– Я никогда не был трусом, нытиком и подлецом. – Горящий и без того взор сеньора заискрился новыми всполохами чувств. – Я всегда жил честно, ничего не боялся и никогда не жаловался на судьбу.

Хавьер разлил остаток вина по бокалам и попросил ещё бутылку.

– Я был столяром, солдатом, учителем, переводчиком, секретарём муниципалитета, мэром Нахеры, в последние годы – директором мебельной фабрики. Из-за кризиса закрылась половина предприятий по всей Испании, остановился и наш комбинат. Я, как и многие другие, остался без работы.

Виктор ёрзает на стуле, с трудом подбирая слова для перевода неприятных воспоминаний друга. «Может, сменишь тему?» – красноречиво вопрошают его глаза.

– Да, кризис коснулся всех, и у нас в России тоже, – дипломатично замечаю я.

– Но знаешь что? – Хавьер не услышал моего замечания. – Тебе как писателю должно быть интересно, как переживают кризис, да и вообще любые трудности разные люди.

– Да, очень интересно, – соглашаюсь, – но не каждый станет говорить о своих проблемах, даже если они из разряда бывших.

– Верно, в обществе не принято рассказывать о неудачах – только об успехах. Хотя, по мне, и удачи, и неудачи – это части одной и той же жизни. Порой проблемы как раз и проявляют характер человека. Кто-то выпрыгивает из окна, если его состояние сократилось на миллион, – человек готов потерять жизнь, но не статус. А кто-то продолжает жить, даже когда теряет всё. Или почти всё. Вот как Викто́р. – Хавьер уважительно хлопает друга по плечу.

Виктор досадливо машет рукой, возражая против перевода темы на его персону, и что-то коротко говорит другу по-испански.

– Я сейчас, например, работаю дворником, убираю улицы, – продолжает Хавьер.

– Это, наверное, трудно – убирать улицы города, которым когда-то управлял? – задаю я неудобный вопрос, который в эту минуту занимает меня больше всего.

– Как сказать… – задумывается экс-мэр, – с одной стороны да, трудно: ведь я могу гораздо больше. Но в то же время это лучше, чем жить на пособие. Нас всегда беспокоит, что скажут о нас другие люди, – рассуждает Хавьер. – Как посмотрят? Как оценят? Что подумают? На самом деле главное – что думаешь о себе ты сам. Если стесняешься своего положения, если удручён, обижен на судьбу, то и другие будут воспринимать тебя как проигравшего, от которого отвернулась фортуна. Если же стойко переносишь испытания, уверен в себе и продолжаешь действовать, то никто другой не сможет усомниться ни в тебе, ни в твоём будущем. И потом, если б не было потерь и поражений, как тогда мы могли бы оценить вкус победы?

– На мой взгляд, победа как раз и состоит в том, что вы не сломились, не упали духом, что говорите без стеснения такие важные и нужные для других людей вещи.

– Спасибо, Элена! – горячо благодарит Хавьер, прикладывая ладонь к войлочной груди в разрезе рубахи. – Если тебе что-нибудь понадобится, когда будешь писать книгу, смело обращайся ко мне. – И он вручает мне визитку. Там написано… нет, не «дворник города Нахеры», а «председатель АДПС, департамент Ла-Риоха».

Остаток вечера мы проводим в лёгкой беседе о радостях жизни, смаковании риохи и восхитительных блюд от потомственного дворянина – дона Хосе-Антонио.

Ранним утром, выйдя из альберга, я столбенею при виде сеньора Хавьера за работой. Никаких привычных мётел, лопат или вёдер, замызганных халатов и телогреек. Сеньор дворник одет в униформу, которой позавидовали бы и военные лётчики, и нефтяники Сибири, и пилоты «Формулы-1». Продумано всё до мелочей: удобная эргономичная обувь (на каждый сезон – своя), высокотехнологичная куртка с отражателями и умной системой теплообмена и вентиляции, головной убор под погоду, респиратор и белые (!) перчатки. За спиной – ранец – так выглядит уличный пылесос, предназначенный для всех видов уборки. От ранца отходит толстый гофрированный шланг с насадкой, которым, как хоботом, всасывают мусор, пыль и грязь. Есть режим мойки для витрин, мостовых и парапетов. Есть разнообразные приспособления: для чистки памятников, деревянных скамеек, дорожных знаков и указателей. Периодически дворник достаёт из ранца герметично утрамбованный пакет с мусором и отправляет его в специальный контейнер. Время работы дворника не более трёх часов. Существует профсоюз дворников и уборщиков, который строго следит за соблюдением норм и условий труда. После вахты по уборке закреплённой территории весь день свободен. Я постеснялась вчера спросить, как оплачивается труд дворника, но, судя по привычкам Хавьера, вполне достойно! И ещё. То, как выполняет друг Виктора свою работу, с каким лицом, с каким выражением глаз, как он улыбается знакомым и разговаривает с друзьями, не оставляет сомнений в искренности сказанной им вчера фразы: «… главное – что думаешь о себе ты сам. Если стойко переносишь испытания, уверен в себе и продолжаешь действовать, то никто другой не сможет усомниться ни в тебе, ни в твоём будущем…» Лично у меня нет ни малейших сомнений, что у Хавьера всё в порядке и что именно так надо рассуждать и так поступать, если вдруг жизнь преподносит тебе не очень приятный сюрприз.

А мой сегодняшний сюрприз оказался чрезвычайно приятным: Виктор взял выходные и намерен часть Пути пройти вместе со мной, а заодно рассказать обо всём, что успел за четыре года узнать о Ла-Риохе и об Испании. «Попрактикуюсь в русском, а то скоро совсем забуду» – так объясняет он своё решение.

Страх и бесстрашие

…Асофра, Санто-Доминго-де-ла-Кальсада, Белорадо, Сан-Хуан де Ортега – это наш маршрут на ближайшие дни. Конечная для Виктора точка – Бургос, потом ему нужно будет возвращаться к обязанностям госпитальера, а я продолжу свой путь дальше. По дороге Виктор обещает познакомить меня ещё с одним своим испанским приятелем – виноделом-миллионером Хосе Морено, показать церковь, на алтаре которой живут настоящие курица и петух, и научить готовить чесночный суп – любимое блюдо пилигримов с незапамятных времён.

Бодега Хосе Морено, куда мы направляемся для более глубокого знакомства с винным миром Ла-Риохи, расположена по дороге на Асофру. Название городка запомнилось мне из книги Коэльо как место встречи героя с дьяволом, явившимся в образе чёрного пса. На самом деле речь шла о страхе. Паломника Пауло спасает от нападения случайно проходящая мимо монашенка, не ведающая чувства страха. Но осознание приходит позже. «Пока ты не принял угрозы, – говорит наставник, – ничто не угрожает тебе… Никогда не забывай… о том, что отступление, так же как атака – неотъемлемая часть боя. А вот леденящий, сковывающий страх – нет»[55]. В сражении со страхом не бывает ничьей – или победа, или поражение, или ты одолеваешь страх, или он