память о нем до тех пор, пока существует правда на этой земле. Так что слушай, наблюдай и не забывай!

И Спиндл, не летописец, а простой крот, робея в обществе столь ученых мужей, послушно припал к земле, приготовившись слушать и наблюдать.

— Времени для повторений у нас нет, — продолжал Босвелл, теперь обращаясь непосредственно к Триффану,— так что постарайся усвоить все с первого раза. Много лет назад ты задал мне вопрос, станешь ли ты когда-нибудь писцом, и я тебе ответил: «Может быть». Ты хорошо учился, чем оказал честь не только мне, но и Камню. Ты умеешь читать и писать; ты первый, кто сумел овладеть грамотой вне стен Аффингтона. Но я всегда верил, верил и опасался, что на это есть особая причина. — С этими словами Босвелл огляделся вокруг, как бы удостоверяясь, что опасность действительно совсем рядом и грайки приближаются, и продолжал: — Теперь я понимаю, что такова была воля Камня. О том, что ты умеешь писать, знаем только я и Спиндл, а ему можно доверять. Кроме нас об этом не знает никто. И пусть оно так и остается. Твоя жизнь среди народа кротов и вера в Камень зависят от этого. Да-да, они будут зависеть от этого.

— Но я все же еще не писец, — смущенно проговорил Триффан. — И не могу им стать, пока не проведу испытательный срок в Библиотеке, пока глава обители, как принято, не введет меня в сан в окружении священных манускриптов. Теперь нет ни Библиотеки, ни ученых писцов. Как же я могу стать одним из них?!

— Предоставь Камню судить о достоинствах твоих. Быть введенным в сан по старому обычаю — не твоя забота и не твоя цель.

— Моя цель состоит в том, чтобы оберегать тебя, — упорствовал Триффан.

— Нет. Она состоит в служении Камню, а уж он убережет нас обоих, — мягко поправил его Босвелл.

Вероятно, то была игра причудливого ночного освещения, но Триффану вдруг почудилось, будто Босвелл стал огромных размеров, а мех его ярко заблестел.

— Подойди поближе, — снова раздался голос Босвелла. — Подойди и перестань бояться за меня и за себя. Теперь слушай, ибо первая часть твоего странствия завершена и ты выдержал испытание с честью. Слушай же... — Свет вокруг Босвелла стал еще ярче, и Триффан со смятением услышал слова, которые означают, что тот, к кому они обращены, вступает пожизненно в сан летописца. — Камень, дай силу твою; Камень, дай мудрость твою...

— Нет, Босвелл! Я не достоин! Я еще не готов! — воскликнул Триффан.

Камень, дай ему отвагу. Дай ему волю;

В долгом пути направь его, Камень,

Безмолвие да услышит он,

Безмолвию да внемлет он,

Безмолвие да познает он,

Безмолвие да возлюбит он,

Помогай, охраняй его, Камень.

— Клянешься ли ты, Триффан, записывать одну только правду?

— Я не достоин, не достоин этого сана, Босвелл!

— Клянешься ли ты, Триффан, записывать одну только правду? — повторил Босвелл.

И поле долгого молчания Триффан прошептал:

— Да.

Ему показалось, что не он сам, а кто-то за него произнес это слово.

— Клянешься ли ты, Триффан, стремиться к Безмолвию?

— Да.

— Клянешься ли ты, Триффан, сын Ребекки, сын Брекена, избранный Босвеллом из Аффингтона, следовать самым тяжким путем — путем писца? Готов ли ты любить недостойных, любить обойденных любовью, тех, кто не знает, что это такое, — любить, даже если это грозит твоей жизни, любить без надежды на обладание, любить безответно и жертвенно; готов ли ты с любовью и правдиво записывать все и во всем этом руководствоваться Безмолвием Камня?

— Готов, — низко опустив голову, прошептал Триффан.

И тогда Босвелл произнес заключительные слова:

Прими, о Камень, достойного Триффана из Данктона,

Помогай ему, о Камень, всечасно,

Обойми его, о Камень, Безмолвием своим.

Стало тихо. Только топот ног преследователей доносился издали да шелестела по ветру сухая трава. Потом и эти звуки замерли, и наступило полное Безмолвие. Оно было столь чистым, столь полным и глубоким, что, казалось, само время потонуло в нем. Все трое застыли в неподвижности, уподобившись лежавшему перед ними Камню Покоя. Триффан — в позе медитации, как предписывалось каждому вновь посвященному в сан летописца. Над ними сияла луна, ярко горели звезды, а северный ветер, свирепствовавший столь долго, наконец утих.

Когда рассвет едва забрезжил, Босвелл потянулся, тронул лапою Спиндла, затем Триффана и буднично сказал:

— Ну, вам пора в путь.

— Но куда нам идти? — неуверенно произнес Триффан. — И чего избегать?

— Избегайте победы тьмы над светом, боритесь с искушением больше прислушиваться к Звуку Устрашения, нежели к Безмолвию Камня. Этот звук проник в недра Аффингтона и поселил в сердцах его обитателей безнадежность и страх, жестокость и зависть. Случилось так, что восторжествовали черные силы, и это следует знать. Обойди же со Спиндлом и все другие системы, — продолжал Босвелл. — Слушай, наблюдай и говори поменьше. Посети наиболее древние поселения, легендарные места, где, скорее всего, сохранился и удерживается дух Камня — сейчас он пригодится. Побывай в Нунхэме, в Роллрайте, в Шибоде, дойди до отдаленных северных систем. Иди на восток и на запад, на юг и на север, обойди все места, где живут кроты; ищи у них поддержки и помощи. Камень да пребудет с тобой в пути! Возвращайся в Данктонский Лес и постарайся спасти его обитателей, ибо они — возлюбленные дети Камня. Выведи их в такое место, где их не смогут достать грайки. Пусть это будут необжитые, дикие места, такие, куда целые поколения не ступала кротовья лапа. Возможно, зло не достигнет тех мест и, может статься...

— Но я не готов к такой миссии! Я — никто!

— Это твой долг, ты вполне готов, и да пребудет с тобою Безмолвие! — обнимая его, сказал Босвелл. И, обращаясь к Спиндлу, продолжал: — Пускай твоя верность, мой добрый Спиндл, будет опорой Триффану; пусть твоя доброта и веселость скрасят его дни, и да будет вера твоя служить ему путеводной звездою, когда его собственная померкнет от нехватки сил или перед искушением. Да храни тебя Камень, Спиндл, и да ведет он тебя праведной дорогой!

Бедный Спиндл! Он был настолько польщен прямым обращением к нему Белого Крота, что ему показалось, будто его ослепила молния. И снова воцарилось Великое Безмолвие.

Триффан и Спиндл словно провалились в него, и