— Что ж, Эдвард, — сказала она. — Это было бы чудесно! Я возьму с собой завтрак, ладно? Там есть река, на берегу которой можно устроить пикник?

— Должна быть, — неуверенно ответил Эдвард. — Я ни разу там не был, Сара. В прошлом месяце я работал на одного молодого адвоката, он сказал, что лучше всего места у Магдален-колледжа. Это на реке. И там олений парк.

— Как в Калне, — вздохнула Сара, вспомнив похороны мистера Донтси.

— А ваша матушка, она справится без вас? — с тревогой спросил Эдвард.

Сара подозревала, что кто-то из его близких хронически болен. Только этим можно было объяснить такую чуткость с его стороны.

— У мамы все по-прежнему, — сказала она. — Вечером я поговорю с ней.

В этот момент они уловили еле слышный шорох мышиных лапок на лестнице. Возвращалась Виннифред. Эдвард пошел к себе, а Сара вновь застучала по клавишам машинки. В конце концов, никого не касалось, что в субботу они, купив билеты со скидкой, вдвоем поедут в Оксфорд.

Джонни Фицджеральд сидел за обеденным столом в доме Пауэрскортов. В одной руке он держал бокал кристально прозрачного вина (на сей раз это было сансерское), в другой — пачку рисунков (вероятно, зарисовки птиц). Рядом пила чай леди Люси, напротив расположился Пауэрскорт, в углу столовой мирно почивали в своих уютных плетеных корзинах-колыбелях близнецы. Леди Люси считала совершенно необходимым время от времени погружаться в атмосферу тихой семейной идиллии. Тем более что Фрэнсис так любил, разговаривая, читая стихи или думая о чем-то, поглядывать на сладко сопящих малюток.

— Клянусь, это меня озолотит, — сообщил Джонни, помахав пачкой рисунков. — Удивительно, что раньше никто до этого не додумался.

— Поделишься идеей, Джонни? — спросил Пауэрскорт.

— Простите, леди Люси, мне придется повториться, — шутливо поклонился Джонни и отхлебнул вина. — Понимаешь, Фрэнсис, как-то я проснулся чуть свет, уже не мог заснуть и пошел прогуляться. Не знаю, случалось ли тебе в пять утра оказаться в Кенсингтонском парке, но шум там в это время оглушительный. Птицы поют!

«Стало быть, Джонни теперь не надо чуть свет нестись на поезд, идущий в сельскую глухомань, — подумал Пауэрскорт. — Он может наблюдать пернатых и в центре Лондона».

— Одни чирикают, — продолжал Джонни, — другие щебечут, третьи заливаются прямо-таки как в опере, четвертые выводят что-то вроде церковных гимнов, пятые хрипло клекочут, точно ругаются и разгоняют остальных, шестые мрачно каркают, седьмые нежно свиристят, восьмые звенят колокольчиком, а девятые явственно просят «пить-пить-пить». И все это в паре сотен ярдов от кенсингтонского Круглого пруда!

Сделав передышку, Джонни поглядел в свои листки. «Сейчас старина Джонни подкрепит свои силы, залпом допив бокал», — подумала леди Люси. Но нет. Не пригубив ни капли, тот продолжил:

— Только вот понимаешь, Фрэнсис, я не смог разобрать, кто как поет. Было чертовски темно. Это мог быть орел-могильник, а может, белоспинный альбатрос. Короче, пошел я в Музей естественной истории, что в Южном Кенсингтоне — волшебное местечко, полно пичуг и много другого интересного, обязательно своди туда своих старшеньких, им понравится. Ну а из музея меня направили к одному старикану, который живет у шоссе, ведущего к Эктону: он, мол, большой специалист, знает голоса каждой птицы в Англии. Вообще-то он бывший моряк, уже почти слепой, но я его вчера притащил к пяти утра в Гайд-парк, и вот вам результат!

Джонни победно хлопнул на стол пачку рисунков. Пауэрскорт увидел довольно грубые наброски разнообразных пернатых. Каждый сопровождало подробное описание голоса птицы.

— Я кое-что задумал, Фрэнсис.

Тут Джонни, уступив искушению, снова хлебнул из бокала и взял в руки бутылку, прикидывая, сколько там осталось. Пауэрскорт понял, что его друг сегодня вечером вряд ли ею ограничится.

— Ты помнишь, Фрэнсис, славного парнишку, что служил картографом при штабе, когда мы служили в индийской разведке? Его звали Чарли Купер, и он умел не только карту составить, но и нарисовать змею или грифа так здорово, что можно было разглядеть даже коготки? Так вот, теперь он работает для издателей, иллюстрирует книги и журналы. Он пообещал мне зарисовать всех здешних птиц «в естественной среде», то есть прямо на их любимых ветках. Получится большой альбом лондонских птиц с описанием их голосов. Ну как? Что скажете, леди Люси?

Леди Люси улыбнулась. Ее, конечно, радовало, что Джонни нашел новое хобби помимо изучения винных этикеток, но она сомневалась, что он наконец встретит свою избранницу в предрассветных сумерках Гайд-парка.

— План грандиозный, — сказала она. — Можно даже сначала давать материал в газеты, чтобы его печатали с продолжением, как это делают романисты.

— А потом издать целиком? — с воодушевлением подхватил Джонни. — Неплохо! Двойной гонорар. Стоит попробовать. Ведь деньги пойдут не только мне, но и матросу, и Чарли Куперу. У меня тост, давайте выпьем: кто — пьянящее сансерское, а кто — трезвящее «чайное шампанское»[24]за «Птиц Лондона».

— За «Птиц Лондона»! — хором подхватили леди Люси и Пауэрскорт. Из угла послышался тоненький всхлип: младенцу что-то снилось. На миг компания затихла.

— Джонни, — сказал Пауэрскорт, — это отличная идея. Но, надеюсь, ты не собираешься оставить наши расследования? Как же я справлюсь один? Кстати, хотел тебя кое о чем попросить.

— Верь, друг, в беде я тебя не покину, — с улыбкой продекламировал Джонни. — Птичкам придется подождать. Какие-то из них, наверно, даже улетят, но разгадки страшных преступлений — прежде всего.

Джонни допил бокал, снова наполнил его и выжидательно посмотрел на друга. У того был очень загадочный вид.

— Ты ведь знаешь, что в Куинз-Инн был убит адвокат Донтси.

— Который упал лицом в суп?

— Именно так. Затем убили еще одного адвоката из Куинза, Стюарта. Любопытно, что как раз эти двое должны были выступить обвинителями на процессе по делу крупного афериста Иеремии Панкноула. И вот за несколько дней до суда оба оказались в могиле. Весьма удачно для мистера Панкноула, даже слишком удачно. Уильям Берк сомневается в склонности этого жулика с библейским именем к столь богопротивному деянию, как насилие, но обещал выяснить все, что сможет. А теперь прочти вот это. — И Пауэрскорт передал Джонни записку от Берка:

«Дорогой Фрэнсис, приятно было тебя повидать. Как я и говорил, ни в каких делах, связанных с насилием, Панкноул не замечен. Однако есть человек, который вместе с ним прибыл в Лондон с севера. Зовут этого человека Линтон Брэдсток. У него густая черная борода, а в руках — массивная дубинка, с которой он никогда не расстается. Если кто-то недостаточно аккуратно выплачивает долги или проценты по таковым, его обязательно навестят Брэдсток или его друзья. Обычный итог таких визитов — сломанные ноги или руки; поговаривают также о нескольких случаях бесследного исчезновения нерадивых должников. Брэдсток привлечен к суду как сообщник Панкноула. Будь, пожалуйста, осторожен.