Он мячиком покатился обратно, просеменив мимо полотна Джошуа Рейнолдса, изображавшего прислонившегося к лошади полковника Сент-Леджера, друга и конюшего Георга III. Полковник задумчиво глядел вдаль. Быть может, подумал Пауэрскорт, он мечтает о скачках, которые теперь названы в его честь.

— Любой коммерсант сказал бы вам, лорд Пауэрскорт, что всякое крупное дело развивается неравномерно. Коммерцию нельзя сравнить с биением человеческого сердца, у нее свой ритм. Несколько удачных лет, потом плохой год. То ваши финансовые показатели сияют в солнечном свете, то тускнеют в тени облаков.

Панкноул остановился прямо перед детективом. Снаружи, в саду, надменно прогуливались два павлина, явно считавшие этот диковинный британский дом своим.

— Но враги мои, лорд Пауэрскорт, ошибаются, утверждая, что в пасмурные времена имели место обман и хищения, что я, Иеремия Панкноул, грабил честных людей, доверивших мне свои скромные сбережения. Ничего подобного! Это всего лишь закон развития бизнеса. Если бы коварные злопыхатели не ввели в заблуждение полицию, дела мои снова пошли бы в гору, засверкали новым невиданным успехом. И солнце, без сомнения, еще просияет! И оно взошло, — Панкноул понизил голос, словно говорил сам с собой, — только меня уже не было здесь, и я не мог получить прибыль, потому что меня изгнали, запретив торговать на бирже.

Пауэрскорт решил, что Панкноул наконец выдохся. Отнюдь. Поднялась новая волна праведного гнева:

— Полиция! Господи помилуй, полиция! Полагаю, лорд Пауэрскорт, — бросил хозяин хитроватый взгляд на детектива, — вы не раз имели с ними дело, и их полностью удовлетворяла ваша деятельность. Но что они могут знать о моей, что? Безнадежное, глухое невежество! — Заложив руки за спину, Панкноул снова двинулся через гостиную, на сей раз в направлении прекрасной дамы кисти Гейнсборо. — Вы не поверите, один молоденький инспектор думал, что слово «дивиденд» на футбольном жаргоне означает что-то вроде пари футбольных болельщиков. А другой, постарше, считал, что, раз в балансе значится «дефицит», стало быть, какая-то сумма украдена. Еще один, старший инспектор (вообразите только — старший!) был убежден, что двойная бухгалтерия — это когда сначала все записывают в тетрадки наподобие их полицейских блокнотов, а затем переписывают в счетные книги. Потому, мол, и называется «двойная запись». Ну что тут можно доказать, лорд Пауэрскорт? Я жду судебных слушаний. Жду с нетерпением! И с надеждой на справедливость.

Закончив марш протеста, толстяк уселся напротив Пауэрскорта.

— Мою защиту возглавит сэр Айзек Рэдхед, а помогать ему будет Чарлз Огастес Пью, которого считают мастером перекрестных допросов. — Панкноул говорил о своих адвокатах с такой гордостью, будто это были звезды его любимой футбольной команды.

— Я знаю Чарлза Огастеса Пью, мистер Панкноул. Действительно, в зале суда это свирепый тигр. — Пауэрскорт давно перестал удивляться тому, что он называл моральным нейтралитетом адвокатуры. И все же он не согласился бы защищать Иеремию Панкноула, несомненного мошенника. Однако адвокаты, которых он высоко ценил и уважал, не брезговали взять у жулика монетку, впрочем, видно, не такую уж мелкую. Адвокатское сообщество напоминало ему вереницу кебов у крупного вокзала, готовых везти любого, кто им заплатит.

«Что ж, похоже, сейчас самое время перейти к цели моего визита в Парадиз», — подумал он и добавил:

— Как раз об адвокатах я и хотел поговорить с вами, мистер Панкноул, точнее, спросить вашего совета.

— Слушаю вас, — благосклонно качнулся к нему белый бильярдный шар. — Буду рад помочь.

— Вам не хуже меня известно, мистер Панкноул, что судебного процесса с нетерпением ждете не только вы, но и некие достойные персоны, никак не связанные ни с вашими компаниями, ни с вами лично.

«Прости меня, Господи, — думал Пауэрскорт. — Будь я католиком, пришлось бы бежать отсюда прямиком на исповедь и каяться во лжи, за которую моя покойная ирландская бабушка немедленно отослала бы меня вымыть свой лживый рот с мылом».

Он с облегчением увидел, что бильярдный шар спокойно слушает его и согласно кивает.

— Так вот, ходят слухи, уж не знаю, насколько они правдивы, что кое-кто из этих джентльменов недостаточно щепетилен в отношении своих оппонентов. — На самом деле Пауэрскорт был твердо уверен, что эти люди тесно связаны с деятельностью Панкноула. Мысленно он называл их рэкетирами, вымогателями и бандитами.

— В настоящее время, — продолжал он, — я расследую убийство двух членов Куинз-Инн. Сначала на банкете отравили адвоката Донтси. Затем, всего несколько дней назад, двумя пулями в грудь застрелили его коллегу Вудфорда Стюарта.

Иеремия Панкноул пробормотал какие-то дежурные соболезнования. Пауэрскорт так и не понял, то ли перед ним талантливый актер, то ли толстяк действительно впервые слышит об этих преступлениях. Хотя вряд ли Айзек Рэдхед и Чарлз Огастес Пью не сообщили своему подзащитному о внезапной кончине тех, кто должен был выступить против них в суде.

— А дело вот в чем, мистер Панкноул. Этим двум адвокатам казначей Куинза поручил представлять сторону обвинения на процессе о ваших компаниях. И вот они оба мертвы. Я же хотел бы попросить вас осторожно разузнать, не случилось ли так, что кто-то из ваших помощников, проявив излишнее рвение, устранил Донтси и Стюарта.

Пауэрскорт перевел дыхание. Никакого взрыва гнева не последовало. Напротив, как ни поразительно, Панкноул сочувственно наклонился к нему и взял его за руку:

— Дорогой лорд Пауэрскорт, конечно же я постараюсь это выяснить. Сегодня же начну. Вы можете рассчитывать на мою полную, абсолютную поддержку. — Выпустив руку гостя, Иеремия Панкноул откинулся в кресле. — Боже, в какое ужасное время мы живем! Я часто повторяю: со смертью нашей великой королевы[30]от нравственности не осталось и следа. Где идеал, где высший моральный эталон, если монарх заводит себе фавориток и общается со всякими мелкими брокерами и бакалейщиками?

Пауэрскорт подумал, что в истории, пожалуй, не найдется ни одного монарха, сумевшего обойтись без фаворитов и фавориток, но не сказал этого вслух, решив, что теперь самое время покинуть любезного хозяина.

— Мистер Панкноул, бесконечно благодарен вам за помощь и поддержку. Я буду ждать от вас новостей. Позвольте на прощание повторить, как приятно мне было познакомиться с вами и как восхитил меня ваш замок. Это шедевр, сэр, подлинный шедевр!

Позднее Пауэрскорт рассказывал жене, что при этих словах Панкноул чуть не лопнул от гордости.

Мрачный дворецкий, бесшумно скользя по коврам, проводил гостя к выходу. Пока кеб катился по склонам холмов к железнодорожной станции, детектив размышлял о том, что и в раю есть свои проблемы. В библейском это был змей. А на холмах чилтернского Парадиза проживал кругленький, жирненький гад по имени Иеремия Панкноул. Пауэрскорт невольно вздрагивал, когда колеса с грохотом перекатывались по камням. Да уж, пожелай мистер Панкноул устранить кого-нибудь ему неугодного, будь то юрист или сыщик, он не замедлил бы осуществить свое желание.