Дока. Мне стало спокойнее — завтра я отдохну и буду почти сыт, смогу подумать о будущем. Вот только берега расступались все шире, и это было немного грустно — Болота нас отпускали…

Глава 8

Удара нет

Я дремал на рундуке-коротыше в кубрике, когда привычное постукивание машины замедлилось, переборка, в которую упиралась моя макушка, перестала вздрагивать. Я сел, судорожно зевнул и потянулся за глазной повязкой.

Иллюминаторов в кубрике не имелось, но снаружи было около полудня. Пятый день как мы выбрались из Болот на реку Принца Альберта. Воды реки, пусть и приятно чистые на вид, встретили нас чертовски негостеприимно — река катастрофически обмелела. Мы кое-как продвинулись на несколько миль и были вынуждены остановиться, поскольку «Ноль-двенадцатый» то и дело скреб килем дно. Возникло крайне неприятное предчувствие, что двигаться к гарнизонному лагерю придется пешим порядком. Переход по сильно пересеченным, частью густо заросшим и абсолютно неизученным берегам наверняка добьет нас.

Но Болота оказались до конца к нам доброжелательны — оттуда, с севера нагнало туч и пошел дождь. Просто отличный дождь! Длинный, обильный, бурный…

Катер скользил по взбаламученному пенному потоку, рыжие валы несли корабль сами собой, следовало лишь подрабатывать машиной, избегая столкновений с мелями и разбухшими островками. Я стоял на носу с багром, отпихивал от форштевня коряги и стволы снесенных ливнем низкорослых деревьев. Работка была еще та, но пелена дождя и низкие темно-бурые тучи позволяли мне смотреть на мир без всяких тряпичных доспехов. Это ли не удовольствие?

За первые двое неполных суток мы проскочили не меньше тридцати миль и лишь дважды садились на мель. Дождь продолжался, хотя и стал поспокойнее. Промеры показали, что под килем имеется добрых пять-шесть футов воды. До гарнизонного лагеря оставалось рукой подать. Мы смотрели на низкие тучи, шкипер пытался развесить в теплом котельном отделении насквозь промокший плащ и удивлялся:

— Потоп, истинный потоп. В первый раз вижу столь своевременный потоп.

Мы соглашались, но я-то знал, что это Болота заботятся о нас. Раз нас отпустили, то глупо убивать голодом и бездельем уже здесь, на реке. Наверное, опека Болот скоро кончится, но пока…

…А пока все было славно: вздувшаяся река, бурлящие коричневые воды, целеустремленно скользящий катер. Даже простуда Сэлби и та подвернулась весьма кстати — сэр-адмирал уполз в командирскую каюту и не портил нам настроения. Завтрак оказался слегка недоваренным, зато полноценным. Экономить продукты уже не имело смысла, и мы насладились крепким кофе.

— Что ж, завтра утром будем на месте, — отметил Док.

— А то и к нынешнему вечеру, — поправил Магнус. — Несет, любо-дорого взглянуть. Энди, ступай-ка и поспи. Облачность слабеет, еще подслепнешь напоследок. А ведь в лагере у нас хватит забот…

При воспоминании о допросах и неизбежных подозрениях гарнизонного командования, все слегка погрустнели. Я без всякого удовольствия допил кофе и пошел спать.

Мне не спалось. После Болот я вообще очень мало и некрепко спал: то ли слишком нервничал, то ли грибочки одарили меня звериной чуткостью и подозрительностью. А может мои и так частенько закрытые глаза попросту не нуждались в отдыхе?

….Сейчас что-то случилось, я собирался подняться на палубу и отнюдь не чувствовал себя бодрым. Возможно, меня не на шутку пугала близость полкового лагеря. Что со мной будет? Моя странная болезнь неизбежно вызовет удвоенную подозрительность окружающих. Пусть, это меня не слишком волновало. Вот если всплывут обстоятельства того мелкого недоразумения с лейтенантом Келлогом…

Дождь уже прекратился, с береговых возвышенностей крепко тянуло мокрой травой и чем-то терпким и горьковатым.

— Глаза поплотнее замотай, — строго приказал шкипер. — И поразмысли вместе с нами. Ты Северный пост на реке помнишь? Мы напротив него.

Пост я, конечно, помнил, хотя ничего особенного там не имелось — просто относительно высокий береговой утес, на котором скучали славные стражи. Дармоеды-дозорные имели привычку развлекаться, гадя прямо с обрыва, отчего постовой утес со стороны реки Принца Альберта следовало считать дополнительно заминированным.

— И что с постом? — поинтересовался я. — Ливень его смыл?

— Вроде бы нет. Но нас не окликнули, — мрачно пояснил Магнус.

— Кроме того, не похоже, что с обрыва регулярно испражнялись, — дополнил доктор.

Они принялись спорить о том, мог ли ливень смыть все дерьмо, или это командование заставило очистить скалу. Сэлби пытался вставить свое веское адмиральское слово, но кроме чихов и хлюпов не слишком преуспел.

— Проклятье, что за никчемный разговор⁈ — опомнился Док. — Мы же знаем, что в действительности нас беспокоит. В лагере что-то случилось, не так ли, джентльмены? Что скажешь, Энди?

— Похоже на то, — признал я.

— Видимо, разумнее кому-нибудь отправиться на разведку? — неуверенно предложил шкипер.

Сэлби прогундосил, что он бы пошел с радостью, но у него хрипы в груди и слабость в ногах. Ну, исходя из того что у него непроходящая немощь в башке, высылать на разведку нашего адмирала было вообще бессмысленно.

— Я бы высадился и проверил, но чуть позже, в сумерках, — сказал я.

— Нет уж, мы столько шли и терзаться еще полдня немыслимо, — отверг мое предложение Мангус. — Док, давайте прогуляемся?

— С вами, старина, я отправлюсь навстречу любой неизвестности, — не преминул заверить доктор.

Они вооружились и пересели в ялик. Волонтера, пребывающего в мокро-полубредовом состоянии, заставили взобраться на корму катера.

— Жрать хочешь? — спросил я, прислушиваясь к всплескам весел удаляющихся разведчиков.

— В древности пращуры вывели хлебное дерево, его потом галетным назвали, или наоборот, враг жучка завез, голодом и изменой запугали, предательство кругом и станцию они тоже… Да, — ответил умалишенный.

В момент временного просветления ума Сан получил иглу и нитки, и изловчился зашить свои шаровары и залатать большую часть дыр на сорочке. Почти все время несчастный находился в «замкнутом» состоянии: хвост, под стыдливым прикрытием одежды присоединенный к входящему гнезду в спине, предавал волонтеру горбатый страшноватый вид. Нужно признать, подгнивать гребец стал поменьше, некоторые язвы подсохли, но с разумом несчастного стало совсем худо.

— Блнатвою, аланы, гунны, и мы, моголы уж после, с китайцам, чтбхсмымля… — бормотал он, вгрызаясь в галету, подхватывая и закидывая в пасть крошки. — Моголы на готовое, блнатвою….

— Повторяешься, — безнадежно заметил я.

Он упрямо мотнул головой, с отросшим чубом.

— Историю переписали китаезы, нах…

Отошедший на нос катера и делавший вид, что брезгует находиться рядом с больным, Сэлби сморкался за борт