Вот же черт. Впрочем, теперь исправлять ситуацию уже поздно. С другой стороны, свежее белье можно интерпретировать как свидетельство нечистой совести.

Коллин возвращается в гостиную, садится на розовый диванчик и укалывается шеей о булавку. На минуту она выпрямляется, смотрит на вязаную салфеточку, пожимает плечами и снова откидывается на спинку.

– Чем занимаешься, Эйдан?

– Работаю, гуляю, хожу на занятия, – я пожимаю плечами и остаюсь на ногах. Нервы разыгрались, тут не насидишься. Оттягиваю и отпускаю зеленую резиновую ленту на запястье. Коллин наблюдает за мной, но ничего не говорит.

– Как работа?

– Не жалуюсь.

– Новые друзья, новые хобби?

– Нет.

– Берешь книги в библиотеке?

– Нет.

Она наклоняет голову чуть набок.

– К соседям на барбекю не заглядываешь?

– В марте?

Коллин усмехается.

– Похоже, живешь тише церковной мыши.

– Так оно и есть, – говорю я. – Правда.

Она наконец-то переходит к делу, наклоняется вперед, подальше от булавки, упирается локтями в колени.

– Слышала, у соседей что-то случилось.

– Видел полицейских, – отвечаю я. – Сегодня утром. Ходили по домам.

– Ты с ними разговаривал?

Качаю головой.

– Спешил на работу. Вито шкуру снимет за опоздание. К тому же, – бросаю я в свою защиту, – я все равно ничего не знаю.

Она улыбается, и я почти слышу ее мысли. Если б каждый раз, когда я их слышу, мне давали хотя бы по 5 центов…

Начинаю расхаживать по комнате, все быстрее и быстрее. Она смотрит на меня с понимающим видом, а когда начальство так на тебя смотрит, надо обязательно что-то сказать.

– Я сейчас пишу письмо.

– Да?

– Письмо Рэйчел. – Она не знает, кто такая Рэйчел, потому что имя вымышленное, но все равно понимающе кивает. – Надо написать, каково оно, чувствовать себя беспомощным. Знаете, не так-то это просто. Беспомощным быть никому не хочется. Но у меня сейчас хорошо получается. Потому что я и сам в таком положении.

– Продолжай, Эйдан. Расскажи мне, что и как.

– Я этого не делал! Понимаете? Я этого не делал. Но та женщина исчезла, а я живу через пять домов, числюсь в этой чертовой базе данных и сделать ничего не могу. Игра окончена. Есть извращенец, так арестуйте его.

– Ты знал эту женщину?

– Вообще-то нет. Видел несколько раз, вот и всё. Но у них есть ребенок. Ее я тоже видел. Я живу по правилам. Мне проблемы не нужны. У них есть дети – значит, я держусь подальше.

– Говорят, она хорошенькая.

– У них есть ребенок, – твердо, как мантру, повторяю я. Может, так оно и есть.

– Ты – парень симпатичный, – говоря это, Коллин смотрит на меня как будто оценивающе, но меня ей не одурачить. – Живешь тихо, почти никуда не ходишь. Представляю, как тебе должно быть тяжело.

– Знаете, я ведь дрочу каждый день. Спросите моего консультанта. Она заставляет нас рассказывать и об этом.

Коллин и бровью не ведет.

– Как ее зовут?

– Кого?

– Ту женщину.

– Джонс, кажется. Я только фамилию знаю.

Она смотрит на меня пристально, пытается вычислить, много ли мне известно и что из меня можно вытянуть. Например, призна́юсь ли я, что встречался с мужем пропавшей женщины, хотя ребенок и был дома? Думаю, эту деталь лучше придержать. Есть такое правило – ничего добровольно не отдавай, пусть кому надо сами стараются.

– Кажется, Сандра Джонс, – рассуждает она. – Преподает в средней школе. Муж работает по ночам. Ситуация нелегкая. Она работает днем, он ночью. Представляю, каково ей в одиночку.

Я щелкаю резинкой по запястью. Не спросила, а от меня ответа не дождется.

– Девочка у них такая милая…

Молчу.

– Как говорится, развита не по годам. Любит кататься по району на трехколеснике. Ты ее случайно не видел?

– Видишь ребенка – перейди на другую сторону улицы. – Щелкаю резинкой.

– Что ты делал прошлым вечером?

– Я вам уже сказал: ничего.

– Есть алиби? Кто-то может подтвердить, что ты ничего не делал?

– Конечно. Позвоните Джерри Сейнфилду. Я с ним каждый вечер тут тусуюсь, в семь часов…

– А потом?

– Пошел спать. В мастерской начинают рано.

– Спал один?

– По-моему, я уже ответил.

Она вскидывает бровь.

– Пожалуйста, Эйдан, не испытывай на мне свой шарм. Будешь также держаться с полицией, они точно отправят тебя за решетку.

– Я ничего не сделал!

– Так убеди меня в этом. Поговори со мной. Расскажи, как ты ничего не делаешь, потому что ты прав, Эйдан. Ты – состоящий на учете сексуальный преступник. Ты живешь поблизости от дома, где исчезла женщина. И пока что ты ведешь себя так, словно действительно это сделал.

Облизываю губы. Щелкаю резинкой. Снова облизываю губы. Щелкаю резинкой.

Хочу рассказать о машине, но не рассказываю. Тогда уж от полиции точно не отобьешься. Лучше подождать и воспользоваться этой информацией, когда они потащат меня на допрос и засадят в КПЗ. Вот тогда и можно будет предложить кое-что в обмен на свободу. Еще одно правило криминального мира: никогда не отдавай ничего даром.

– Если б я что-то сделал, – говорю я наконец, – то уж наверняка придумал бы историю получше, вы не думаете?

– Отсутствие алиби – вот твое алиби, – шутливо говорит она.

– Да, вроде того.

Коллин поднимается с дивана, и я облегченно выдыхаю – кажется, пронесло.

Но тут она говорит: