— Давно ты знаешь про эти фото? — спрашиваю я брата, когда он спускается со стремянки.

— Лет тридцать, наверно.

— А почему ты не показал их маме?

— Не знаю.

— А мне?

Сандро пожимает плечами, это означает, что он уже и не пытается убедить меня в своем добром отношении ко мне. Я бурчу:

— Какой ты добрый! Как все вы добры к женщинам! У вас три главные цели в жизни: трахать нас, защищать нас, делать нам больно.

Сандро качает головой и бормочет что-то насчет моего состояния здоровья. Я говорю ему, что чувствую себя хорошо, даже отлично, и очень рада, что рассказала ему про имя Лабеса, а он мне про голубой куб. Теперь мы знаем о нашем отце немного больше, чем раньше. Странный он человек, никогда не протестует, всегда говорит «да», был и остается рабом нашей мамы. Как тяжело мне было видеть, что она помыкает им, а он безропотно подчиняется, не делая ни малейших попыток взбунтоваться. И как я ненавидела его за то, что он ни разу и пальцем не пошевелил, чтобы защитить нас от нее. Папа, мне нужно это. Спроси у мамы. Мама сказала «нет»? Значит, нет.

Я рассматриваю фотографии и по одной роняю их на пол.

— Есть ли еще что-нибудь такое, что ты знаешь, а я нет? — спрашиваю я у брата.

Сандро терпеливо собирает с пола фотографии. — О папе я больше не знаю ничего, но если мы тут как следует покопаемся, то наверняка узнаем больше.

— А о маме?

Сандро неохотно признается, что у него уже возникали разного рода подозрения, и вообще он уверен, что у нашей матери были любовники. Это только разговоры, возражаю я, ведь доказательств у тебя нет. Доказательства находятся, когда их хотят найти, отвечает он. Долгое время ему казалось, что у мамы роман с Надаром. Надар? Ну нет, такое я даже представлять себе не хочу, смеясь, восклицаю я, мама — и это чучело? Да еще имя идиотское — Надар! Но Сандро настаивает: вероятно, это случилось в 1985 году, тебе тогда было шестнадцать, а мне — двадцать. А маме сколько? — спрашиваю я. У меня плохо получается считать в уме. Сорок семь, отвечает он, на два года меньше, чем мне сейчас, и на два больше, чем тебе. А Надару? Что, шестьдесят два? Ничего себе разница, сорок семь и шестьдесят два, говорю я. Опять смеюсь и недоверчиво качаю головой: какая гадость, не верю я в это.

А мой брат верит, и я чувствую, что верил всегда. Оглядываясь вокруг, он говорит: рано или поздно правда выплывет наружу — пусть это и не Надар, а кто-то другой; если порыться в цветочных горшках, перелистать книги, заглянуть в компьютер, обязательно что-нибудь найдется. Он перечисляет множество возможных тайников, а я впервые смотрю на эти вещи с любопытством. Я словно слышу папу и маму. Чувствую их присутствие в безмолвных комнатах, они когда вместе, когда порознь. Сандро вполголоса произносит: они спрятались друг от друга, но каждый готов напугать другого своим внезапным появлением. И тут без видимых причин его глаза становятся влажными. Мой брат — один из тех мужчин, которые хвалятся тем, что умеют плакать. Прочитает роман, я спрашиваю, понравилось ли ему, а он отвечает: я плакал. Посмотрит фильм — то же самое. А сейчас вдруг разрыдался, притом еще громче, чем недавно рыдала я: он всегда пытается превзойти кого-то. Я обнимаю его, чтобы утешить, и минуту-другую не выпускаю из объятий, а Лабес тревожно мяукает. Возможно, я была несправедлива к Сандро. Он старше меня, а значит, помнит больше. Беды наших родителей ударили сначала по нему, и только потом по мне, причем его постоянное желание защищать меня могло смягчить удар. Ну хватит, сказала я ему, давай немного развлечемся, проясним кое-что.

Это были легкие часы, может быть, самые легкие за все время, что мы провели в этом доме. Сначала мы обшарили комнату за комнатой, оставляя всюду кавардак вместо строгого порядка, который поддерживали наши родители, а кот весело бежал за нами. Потом мы вошли во вкус и устроили настоящий разгром. Становилось все жарче, я вспотела и вскоре почувствовала усталость. Хватит, сказала я Сандро, но он не мог остановиться, его ожесточение только усиливалось. Тогда я вынесла стул на балкон гостиной и с удовольствием услышала, как напуганный кот выскочил туда за мной, ища защиты. Я взяла его на руки, поговорила с ним. В голове у меня было пусто, исчезла даже навязчивая мысль уговорить родителей продать квартиру — что за бред! На балкон вышел Сандро, на нем не было рубашки. Вылитый папа, подумала я. Он рассмеялся, посмотрел на меня:

— Ну, что?

— По-моему, хватит.

— Пошли?

— Да. Лабес хочет пойти со мной.

Сандро нахмурился:

— Так нельзя, это слишком.

— Нет, можно, я его забираю.

— Оставь маме записку.

— Нет.

— Позвони ей, когда она вернется.

— Вот еще!

— Она будет страдать.

— А кот не будет. Видишь, как ему хорошо?

ДОМЕНИКО СТАРНОНЕ — итальянский писатель, сценарист, журналист. Родился в 1943 году в Неаполе. Автор четырнадцати романов, переведенных более чем на двадцать языков. Лауреат литературных премий Strega, Napoli, The Bridge Prize. Живет в Риме.