Увидев Элверстоука на Бонд-стрит, Эндимион сразу же перешел через дорогу, чтобы приветствовать его, сияя искренней радостью, и воскликнул, протянув руку:

– Кузен Вернон! С вашей стороны было чертовски любезно пригласить мою сестру на ваш бал! Мама вам очень благодарна, и я, разумеется, тоже!

– А ты собираешься почтить бал своим присутствием? – осведомился маркиз.

– Еще бы, черт побери! Представляете, какая там будет давка!

– Дьявольская, – согласился маркиз.

– Конечно! – кивнул Эндимион. – Первый бал в Элверстоук-Хаус со времен выхода кузины Элизы – во всяком случае, так говорит мама. – Осознав наконец присутствие мастера Феликса Мерривилла, который, заскучав во время этой содержательной беседы, потянул маркиза за рукав, мистер Донтри удивленно воззрился на него со своего олимпийского роста, а затем устремил вопрошающий взгляд на Элверстоука. Услышав, что Феликс – младший сын Фреда Мерривилла, он воскликнул:

– Неужели, черт возьми? – после чего наивно добавил: – У меня чертовски плохая память! Кто такой Фред Мерривилл?

– Он был моим кузеном, – холодно ответил маркиз. – К несчастью, Фред скончался, а так как он был на несколько лет старше меня, сомневаюсь, чтобы ты его знал.

– Действительно, – согласился Эндимион. – Зато теперь я знаю, кто это. Мама говорила, что вы стали опекуном его детей и даете для них бал. Ей как будто это не слишком нравится, но черт меня побери, если я знаю почему! – Он снова посмотрел на недовольное лицо Феликса и нахмурился. – Кроме того, этот мальчуган, по-моему, не хочет идти на бал!

– Не хочу! – решительно подтвердил Феликс. – Я хочу идти в литейный цех!

– Сейчас мы туда пойдем, Феликс, – успокоил его маркиз и осведомился, иронически глядя на своего наследника: – Может быть, ты хочешь сопровождать нас, Эндимион?

В уме мистера Донтри литейный цех был каким-то причудливым образом связан с пушками, поэтому он отозвался:

– Нет, кузен! Артиллерия не по моей части.

После этого Эндимион простился с Элверсто-уком и направился своей дорогой, не испытывая ни удивления, ни дурных предчувствий, терзавших его мать и проницательную кузину Луизу, и восприняв с абсолютным спокойствием объяснения маркиза по поводу интереса, питаемого им к неведомым Мерривиллам.

Если у Элверстоука и имелась слабая надежда, что их не пропустят в литейный цех, то ей было не суждено осуществиться. Достойный секретарь вымостил для него дорогу: не успел он предъявить свою карточку, как все двери, выражаясь фигурально, распахнулись перед ним настежь, а начальник цеха был спешно вызван своими старшими помощниками, чтобы провести посетителей по всему зданию. Эта в высшей степени компетентная особа не только заявила, что считает за честь визит его лордства, но и заверила его в своей готовности объяснить все тонкости современного машинного оборудования, которые привлекут внимание высокого гостя. Это обещание убедило Феликса, что инстинкт не подвел его, побудив отказаться от сопровождения мистера Тревора.

– Он бы никогда не сделал этого для вашего мистера… как бишь его! – с торжеством шепнул мальчик.

Однако его лордство счел редкой удачей то, что начальник цеха был отцом большого семейства, но так и не смог обнаружить ни в одном из своих сыновей признаков собственного гения. За пять минут знакомства с юным Мерривиллом он распознал в нем родственную душу, и с тех пор маркизу было позволено, к его невероятному облегчению, держаться на заднем плане. Он скромно следовал в «кильватере» энтузиастов, а тяготы экспедиции ему облегчал Феликс, к которому у него пробудился неожиданный интерес. Маркиз ничего не знал и не хотел знать о продувальных машинах и пневматических лифтах, но вскоре понял, что вопросы, задаваемые Феликсом их гиду, обнаруживали солидную осведомленность, вызывавшую уважение этого специалиста. Он начал думать, что в Феликсе кроется нечто большее, чем ему казалось ранее, и не удивился, когда в конце изнурительной экскурсии по цеху управляющий рискнул поздравить его с поразительным пониманием, продемонстрированным юным джентльменом. Элверстоук ощутил в себе искру гордости за своего протеже, и это несколько поразило его.

Что касается самого Феликса, то было очевидно, что за весь свой жизненный опыт он не испытывал ничего общего с тем удовольствием, которым наслаждался теперь. Почти лишившись дара речи вследствие обилия полученной информации, он смог только пробормотать слова благодарности и (не без тревоги) выразить надежду, что кузену Элверстоуку также поправилась экскурсия.

– Джессами сказал, что вы не хотели идти сюда, но ведь вы хотели, правда?

– Ну разумеется! – без колебаний солгал маркиз.

– И даже если вы не хотели, все равно вам наверняка было интересно! – с улыбкой добавил Феликс.

Маркиз согласился и с этим. После этого он подозвал кеб, усадил в него Феликса и, велев извозчику отвезти его на Аппер-Уимпоул-стрит, дал мальчику гинею. Эта щедрость окончательно лишила Феликса способности выражать вслух свои мысли, вынудив его, когда возница уже хлестнул лошадь, рискованно высунуться из окна, чтобы прокричать своему благодетелю слова признательности.

Покуда маркиз наслаждался жизнью в Чивли, ежедневно посещая второе весеннее собрание в Ньюмаркете и наблюдая, как его молодая кобыла Смутьянка легко выигрывает сложные скачки, леди из семейства Мерривилл занимались необходимой подготовкой к предстоящему появлению на балу в Элверстоук-Хаус, тревожась, правда (за исключением одного инцидента), не слишком глубоко, из-за поведения младших отпрысков. Так как брат был поглощен учебой, а сестры – кружевами и оборками, Феликс самостоятельно подыскивал себе развлечения. Он вспомнил о словах маркиза, что мистер Тревор поедет с ним на пароходе в Маргейт, по, явившись в Элверстоук-Хаус напомнить Чарлзу об этом обещании, узнал, что секретарь уехал из города. Это было досадно, но Феликс решил, что он может сам отправиться к реке и хотя бы посмотреть на отплытие парохода. Впоследствии он уверял, что намеревался этим ограничиться, и если бы день не был таким великолепным, гребные колеса – такими увлекательными, а цена проезда до Маргейта – такой умеренной (если не возражать против общей каюты), то тем дело бы и кончилось. Но сочетание упомянутых обстоятельств вкупе с позвякивающим в кармане богатством перевесило добродетельную решимость не делать ничего, что могло бы огорчить Фредерику. Хотя подаренная маркизом гинея уже не пребывала в целости и сохранности, от нее осталось достаточно, чтобы позволить Феликсу потратить девять шиллингов за привилегию провести несколько часов на переполненном пароходе в отнюдь не избранном обществе, большинство представителей которого его разборчивый брат охарактеризовал бы как членов лиги «Великих грязнуль». Кроме того, Феликс познакомился на причале с судовым механиком – отличным парнем! Упустить подобный шанс расширения своих знаний означало бы плюнуть в лицо Провидению, а Фредерика, по мнению Феликса, никак не хотела бы, чтобы он так поступил.

Фактически Феликс провел очень мало времени в общей каюте. Счастливая способность заводить друзей в любом месте сослужила ему хорошую службу – судовой экипаж принял близко к сердцу его неподдельный энтузиазм. Это оказалось большой удачей, как поняла Фредерика, щедро вознаградив крепкого парня, доставившего Феликса домой на следующий день, ибо в противном случае ему пришлось бы провести ночь на причале – оставшихся денег не хватало, чтобы заплатить за ночлег в Маргейте. Поэтому Феликс предложил свои услуги капитану (еще одному отличному парню), в результате чего, после хорошей трепки, ему разрешили остаться на борту и доставили в Лондон в качестве «зайца» – это обстоятельство, казалось, доставило Феликсу самое большое удовольствие.